само собой. Баба косилась на меня опасливо. Не иначе думала: изнасилую. Но насилие над женщинами противоречило моим нравственным принципам. Да и баба мне не очень нравилась. Запущенная какая-то.
Вместо принудительного секса я потребовал козьего молочка. Закусил куском медовых сот. Хорошо!
В этот день братья так и не появились. Пришлось мне «пасти» их семейства еще сутки.
На сей раз я ограничил их свободу двором. Уж не знаю, что бы стал делать, кинься они врассыпную.
Братья (их осталось двое – Вторяка точно в расход пустили) появились ближе к вечеру. Я углядел их издалека и быстренько загнал семейство в избу – чтобы под ногами не путались.
Еще издали братаны стали орать, призывая родичей и грозя разными карами за то, что мало наработали.
Я дождался, пока они войдут во двор, и вышел навстречу. С копьем.
Кажется, они удивились. А ведь можно было догадаться, обнаружив мои сапоги (которые они, как выяснилось позже, прихватили с собой), и отсутствие кобылки.
Удивились, но почему-то решили, что численное преимущество им это самое преимущество дает. И схватились за топоры.
Мне понадобилось меньше минуты, чтобы топоры оказались отдельно от братьев, а сами братья – в состоянии нокаута. Чистое избиение младенцев. Однако эти младенцы меня ограбили и приволокли на казнь. Жалости у меня к ним не было ни на грош.
Я их связал и проверил похудевшие вещмешки. К моей немалой радости, там обнаружились мои сапоги. С портянками. Я с удовольствием обулся. Кроме сапог, единственной ценностью в мешках оказалась серебряная фигурка непонятного пола. Ее я тоже приватизировал. Затем вернулся к очухавшимся братикам и немного их побуцкал. Без членовредительства. Просто чтобы выявить слабое звено. Им, к моему удивлению, оказался старший.
Вот у него-то я и поинтересовался, где мое добро.
Не тут-то было. Жадность сразу прибавила Перваку мужества.
Что же, на этот случай у меня был припасен еще один аргумент.
Я сходил в избу (перепуганные домочадцы шарахнулись, как от маньяка-убийцы), набрал в печке угольков и очень скоро во дворе весело полыхал костерок.
Братья глядели на мои приготовления с большой опаской… Которая сменилась паническим ужасом, когда я, содрав с обоих рубахи, привязал голубчиков к забору и сунул в огонь наконечник копья.
О-о! Они очень хорошо знали, что сейчас будет. И нисколько не сомневались в моей решимости.
Именно на это я и рассчитывал. Честно говоря, я вряд ли смог бы их пытать.
Но, когда я, со словами: «Начнем, пожалуй, с тебя, для начала глазик…» – поднес раскаленное железо к носу Первака, тот забился, как убивец на электрическом стуле, и раскололся. «До самой жопы», как говаривал один мой знакомый, старший следователь прокуратуры.
Через десять минут я уже цеплял к поясу, набитому серебром и золотом, мой славный меч.
Кроме моего добра в схоронке обнаружилось несколько железяк и вполне приличный бронзовый
