четвертого этажа. Он стоит, облокотившись на решетчатые тонкие перила, а я сижу на рюкзаке, прислонившись к серым облицовочным плитам, чья прохлада постепенно впитывается в мою футболку и касается спины.
Несколько секунд назад Он открыл скрипучую дверь слева от меня, и осторожно ее придержал, чтобы она не закрылась с грохотом. Несколько минут назад я открыл скрипучую дверь, которая теперь справа от меня, и не придерживал ее – конечно же, она закрылась с грохотом, спугнув двух взъерошенных голубей на чьем-то окне. Улетали они с недовольным курлыканьем, готовясь, видимо, нагадить по пути к новому месту на какого-нибудь бедолагу, плетущегося после затянувшегося рабочего дня.
Левая дверь – к лифтам и квартирам. Правая дверь – к лестнице.
Он живет на двадцать четвертом, а я на девятом. Двадцать четвертый: черная свободная майка, семейные серые трусы и шлепки, лысина на затылке. Девятый: горчичная свободная футболка, болотные спортивные штаны и потертые белые кроссовки, густая темная шевелюра.
Мы не знакомы и впервые друг друга видим. Неизвестные соседи, чужие люди. Но, тем не менее, Он весьма искренне поздоровался, и я весьма искренне ответил.
За добро следует платить добром, так говорил мой дедушка.
Отточенным годами движением руки Он достает из-за уха сигарету, держа ее указательным и большим пальцами, щелкает красной зажигалкой и закуривает. Дым вырывается из Его легких и, лениво растворяясь в воздухе, несется прямо на меня. Я сразу же чувствую едкий, назойливый запах.
Следующей затяжкой Он заставляет раковую палочку истлеть до половины, но очередные завихрения дыма услужливо отгоняет от меня внезапный порыв ветра.
Он не смотрит вниз или по сторонам, а только вперед, вдаль. Что Он там видит? Или что хочет увидеть? Вокруг нашего дома сплошная застройка из таких же многоэтажек: сотен муравейников, которым нет ни конца, ни края – уродливый нарост на теле города. Их называют «человейники».
Спальный район, в котором никто не высыпается.
Он вздыхает и тушит недокуренную сигарету о край металлической баночки, прикрепленной к перилам пластиковыми хомутами. Уличная пепельница для культурных – все остается в ней. А я остаюсь один, ведь Он уходит.
Желание также задумчиво устремить свой взгляд вдаль возникает неожиданно, и я поддаюсь этому порыву, подхожу к перилам, но смотрю не вдаль, а вниз, и мои внутренности сжимаются, ноги слабеют, пальцы на руках немеют… Голова кругом. Я отшатываюсь к стене и возвращаюсь в положение «сидя на мягком рюкзаке, в котором лежит свернутый плед». Боязнь высоты. Ничего постыдного: мозг пытается защитить меня – инстинкт самосохранения, заложенный где-то внутри, где-то глубоко и очень давно. Но боюсь ли я умереть на самом деле?
Дверь слева скрипит, и на балкон выходит невысокая, русоволосая девушка. Ее худоба выглядит излишней: кости чересчур остро выпирают под коротенькой ночной сорочкой. Она плотно прилегает к лишенному жира телу и даже не пытается скрыть затвердевшие под натиском прохлады соски.
В ее руках одна тонкая сигарета и одна белая зажигалка. Девушка подходит к перилам, шумно выдыхает и, пошатываясь, облокачивается на них. Пьяна? Очень может быть, учитывая, что сейчас ночь с пятницы на субботу, а она довольно молода и, надо сказать, весьма красива.
Но не все же молодые и красивые должны напиваться?
Пухлые губы ложатся на фильтр, слегка вытягиваются, и она закрывает глаза. Наращенные верхние и нижние ресницы встречаются, не расставаясь до тех пор, пока девушка не убирает сигарету в сторону. И вновь серые завихрения несутся в мою сторону, но на этот раз сквозь обычную табачную вонь просачивается ментоловый аромат.
Дым сигарет с ментолом – не такая и приятная вещь. Кажется, даже хуже обычного. Словно острый запах пота пытаются скрыть за парой пшиков дешевого одеколона. Все только усугубляется.
Очередной порыв ветра мимолетно взъерошивает копну моих волос и мчит к девушке, чтобы задрать ее сорочку.
До этого момента мне думалось, что она не замечала моего присутствия, однако, как только обнаженные ягодицы показываются из-под невесомой ткани, девушка тут же оборачивается и одергивает сорочку. Ее взгляд вцепляется в мой, устремленный сквозь нее… в прошлое… на пару секунда назад, когда я увидел отпечаток человеческих зубов на смуглых ягодицах.
– Че… Че уставился? – выпаливает она.
– Вас укусила собака? – я сдерживаю усмешку, но не слова.
– Те-бе че, бля-я-я-ядь боль-ше всех на-до? – говорить девушка по слогам – так велит ей энное количество выпитого алкоголя. Очевидно же, что она пьяна.
Я пожимаю плечами и смотрю на движущиеся по небу огоньки далекого самолета.
Хихикнув, она что-то бормочет себе под нос, выбрасывает фильтр
