забавно. Но у меня не было времени на это веселье, кстати, весьма сомнительного характера. Дома меня ждёт Глаша с моим сокровищем и ещё должна прийти крёстная, там тоже какие-то проблемы.
– Товарищ капитан (на господина он явно не тянул), я могу идти?
– Да, – последовал ответ, – только оставьте свои координаты и пока никуда не уезжайте из города, вдруг вы нам ещё понадобитесь.
Произносил он это, повернувшись ко мне вполоборота, чтобы не упустить момента лишний раз посмотреть на диван, где в «царственной» позе, в представлении самой «Барби», возлежала ещё живая (и это должно было обязательно вызывать удивление и восхищение окружающих) «жертва» трагических обстоятельств. И ведь вызывала и то, и другое (у всех, кроме, естественно, меня). В действительности она скорее была похожа на достаточно бесформенную, в такой позе, розовую глыбу засыхающего крема.
«Барби» усердно изображала неимоверные страдания. Здесь было всё: бурно вздымающаяся грудь, одна рука безвольно свисала, а другая, трагически заломленная, прикрывала верхнюю часть лица. Между тем, глаза были чуть приоткрыты и внимательно меня рассматривали. В них какое-то тревожное удивление быстро сменилось брезгливой жалостью.
Э, «душечка», да ты не так проста, как кажешься, и трагическая роль тебе, с трёхклассным общеобразовательным и панельным высшим образованием (это просто огромными буквами было написано на её лице), явно не под силу. Я вложила в ответный взгляд все оставшиеся силы: «Душечка, я про тебя знаю больше, чем ты себе можешь представить!» И тут мне что-то показалось: то ли это был страх, то ли ненависть, вдруг промелькнувшие в её глазах, которые она сразу закрыла, издав при этом лёгкий стон. Мужчины, как по команде, ринулись к ней на помощь. Так, ну, здесь всё понятно, обойдутся без меня; да и действительно, если начала всякая ерунда мерещиться, то пора домой, и поскорее.
Я закончила собирать свои вещи, разбросанные по комнате, вышла из «нехорошей» квартиры, не прощаясь, и, по-моему, этого никто не заметил. Честно говоря, моё самолюбие от этого совсем не пострадало.
В коридоре я на секунду остановилась, чтобы в очередной раз убедиться при помощи зеркал в несомненных достоинствах своей внешности.
Да, что есть, то есть: бледная, с голубоватым оттенком умеренной насыщенности, кожа; запавшие глаза с чёрно-фиолетовыми кругами под ними; чуть ниже левого глаза появилось значительных размеров багровое пятно, грозящее превратиться в сочный синяк (Федоркина была права, сумку надо менять). На причёску даже смотреть не хочу, и так знаю, что «живенько».
Под ногами раздался шорох, но мне уже было всё равно (вздрагивать не было сил), и, взглянув вниз, я увидела выползающую из-под нагромождения обуви маленькую черепаху.
– Милое создание, ты мне сегодня стоило нескольких лет жизни.
– С кем вы там разговариваете? – раздался голос бдительного капитана Мильченко.
– С черепахой! –
