и унижений (мне, на минуточку, 14 лет), это на мысли, что пока не вернется мама, мне никак нельзя потерять самообладания. Отчим взял в руки нож и с явным вдохновением продолжал свой абьюз (вы, наверное, в курсе, что сегодня этим неологизмом принято обозначать насилие в любой форме с целью подчинения и подавления воли человека).
Я выглянула в окно в надежде увидеть маму – она стояла у подъезда, разговаривала с соседкой. Мой мозг лихорадочно искал решение – четвертый этаж, если выпрыгну – отчим меня не порежет, но ноги себе я сломаю точно, и, скорее всего, не только ноги. Наконец, мама взглянула на меня и считала мой немой призыв о помощи. Когда она оказалась на пороге квартиры, отчим, уже порядком разъяренный, набросился на нее. Я схватила со стола тяжеленную сковородку Zepter (помните, такие раньше были на каждой кухне) с намерением как следует ему припечатать по затылку.
В эти доли секунд взмаха сковороды в моей голове вихрем пронеслись только две мысли. Первая. Если он сейчас убьет маму, я отправлюсь в лучшем случае на воспитание к бабушке, в худшем – в детский дом. Вторая. Если сейчас этой сковородкой убью его я, меня ждет детская колония, и жизнь полетит прямиком в тартарары. Так, стоп, а какое отношение конкретно я, еще, по сути, ребенок, имею ко всей этой ситуации? Разве этот неуправляемый мужчина – МОЙ выбор? Нет, это выбор моей матери, с которой мы миллион раз уже говорили о том, что прекрасно проживем и без него, что этот мужчина совершенно нам не нужен. Что же получается? Своим выбором мама вынуждает меня принять решение, от которого зависит МОЯ дальнейшая жизнь?! Я опустила руку, поставила сковородку на стол и вышла из квартиры в абсолютном опустошении, повторяя про себя: «Делайте, что хотите, мне с вами не по пути. Я не хочу и не могу взять на себя ответственность за неприятные последствия чужих игр, это неправильно».
Эксперты в области психологии и самопознания говорят: чтобы решить проблему, необходимо для начала ее осознать. И сегодня, анализируя свое далеко не безоблачное детство и пытаясь исправить давние ошибки при помощи различных техник и наставников, поиском которых занимаюсь постоянно, я понимаю, что и в семье с отцом, и в семье с отчимом мы идеально вписывались в треугольник Карпмана. Слышали о таком, наверное. Я была не просто зрителем, у которого нет возможности встать и уйти с непонравившегося с первых минут фильма. Я играла роль спасателя, вечно пытавшегося примирить конфликтующие стороны и исправить фатальное положение дел. Но мои усилия были тщетными. Кстати, уже тогда, а сейчас тем более, откровенно не понимаю, зачем женщины терпят то, что не является их глубинными желаниями, ведь жизнь так коротка, а время – ресурс невосполняемый, и вернуть потраченные на глупости годы не представляется возможным.
За свою концепцию «драматического треугольника» знаменитый психотерапевт и доктор медицины Стивен Карпман дважды награждался премией Эрика Берна, своего учителя и гениального ученого в области психологии. Ключевым фактором этой универсальной
