здесь то, что следовало помнить: тут вам не Европа, – все так же сухо произнес Лаврик. – Прекрасно должна знать, как здесь на такое смотрят. Не будь нас с Мтангой, не хочется и думать, чем могло кончиться…
Уютно устроив голову у него на плече, Жюльетт промурлыкала:
– Когда Натали все узнает и станет королевой, она вас, не сомневаюсь, должным образом вознаградит… Констан… – протянула она тоном маленькой капризной девочки. – Ну не будь ты таким занудой! Все хорошо, что хорошо кончается. Вы же победили, правда? – с кошачьим прищуром, воркующим голоском сообщила:
– Если тебе это так уж необходимо, можешь нынче ночью меня выпороть плеткой, только не особенно сильно…
– Неплохая идея, – фыркнул Лаврик. – Получишь за двоих…
– Только не слишком сильно, милый! – воскликнула она с наигранным ужасом, прижимаясь к Лаврику вовсе уж откровенно.
Глядя на них, Мазур ощутил укол мимолетной зависти: в отличие от него, у этой парочки все происходило самым естественным образом, без всяких потаенных комбинаций. Натали, конечно, действовала по своему хотению – но он-то получил строгий приказ (который еще неизвестно куда заведет). А у этой парочки все иначе, зов природы, и не более того, Жюльетт, правда, сама навязалась, но это называется «эмансипация», а не «подстава». Да, завидно чуточку. Уйти, что ли, к себе и не мешать им? Нет, как бы Жулька к нему не прижималась, Лаврик обязательно будет смотреть второе отделение, не поддаваясь на недвусмысленные поползновения. Тем более что плясуньи-певицы исчезли с экрана, вновь появилась эмблема передачи…
И точно, Лаврик решительно отстранил девушку, сказал твердо:
– Посиди пока, как лицеистка в классе. Нам с Сирилом непременно нужно досмотреть до конца.
Она покладисто отстранилась, добросовестно уселась, сдвинув колени, и в самом деле, как лицеистка в классе – вот только за такую юбку ей в лицее святой Женевьевы дали бы хорошую взбучку…
Второе отделение тоже получилось на славу. Рядом с Жозефом сидел притащенный из-за границы пленник, чисто выбритый, при полном параде: черная майка с алым профилем Ленина и соответствующей надписью, красная повязка с золотыми серпом-молотом-пангой на лбу. На роже – ни малейших следов убеждений – Мтанга не так глуп, чтобы их оставлять, к тому же он говорил, трофей потек и сломался без особого рукоприкладства, как с такой публикой чаще всего и бывает: ну, нет у него в башке ни малейших идей, требовавших бы гордой несгибаемости, только ясное осознание того, что больше он денежек от прежних нанимателей не получит, а значит, следует в первую очередь здоровье поберечь…
За его креслом чуть картинно застыли в стойке «смирно» два здоровенных жандарма. Жозеф преспокойно, словно каждый день общался с подобной публикой, задавал вопросы. «Марксист» отвечал охотно и многословно: англичанин, Родину покинул давненько, пустился странствовать по свету по живости характера (а весьма вероятнее, из-за сложностей с полицией, мысленно уточнил Мазур), последние восемь лет провел в Африке, служил в нескольких странах
