азыгранным представлением, а в могиле покоилась другая, неизвестная и давно забытая женщина. Чета де Гаше редко выходила из особняка – как правило, лишь для того, чтобы проехаться в экипаже по улицам Лондона или погулять в парке. Жанна привязалась к супругу как к брату. Не испытывая страсти, она тем не менее исполняла супружеский долг со всей пылкостью, на которую была способна, надеясь родить Гастону наследника. Но Бог не дал им детей. Бог или Дьявол… Впрочем, это уже не имело значения.
Муж нанял графине служанку, приехавшую из Франции. Она имела способность к языкам и вскоре выучилась болтать по-английски. Девушка стала понемногу обучать незнакомому языку свою госпожу, которая сперва противилась, но потом взялась за обучение с удовольствием. Два года пролетели как один день, и в январе тысяча семьсот девяносто третьего года граф повёз Жанну в Париж, узнав, что над королевской семьёй начался суд.
Супруги решили остановиться в домике, который Жанна когда-то купила для себя и Клотильды. Но, к своему великому сожалению, женщина нашла особняк заброшенным. Любимой служанки не было, и графиня узнала, что преданная Кло умерла три года назад. Никто из соседей не мог сказать, где её похоронили. Домик по-прежнему принадлежал Жанне де Ла Мотт, и они с Гастоном, наняв парочку слуг, привели его в порядок, чтобы несколько месяцев пожить вдали от Парижа в относительном комфорте. Слуга каждый день приносил свежие газеты, и, сидя у камина, супруги читали последние новости. Судебный процесс над королевской четой пробудил в Жанне множество воспоминаний, и она жадно ловила каждое слово.
Вердикт для короля вынесли довольно быстро: лишить не только трона, но и жизни. Графиня усмехнулась, вспомнив вердикт, подписанный Людовиком и касавшийся её особы: всё, кроме смерти. Тогда она предпочла бы смерть, но теперь понимала, что судьба оказалась к ней благосклонной. Газеты писали, что перед казнью Людовик провёл последние два часа с семьёй, получив от жены столько любви, сколько никогда не видел раньше. Наутро он простился со своим камердинером и передал ему серебряную печать с государственным гербом – для сына, венчальное кольцо и бережно хранимые им локоны жены и детей – для Марии-Антуанетты. Он не послал за женой, как обещал ей накануне, чтобы избавить от лишних страданий. Слабый Людовик довольно мужественно встретил смерть, и Жанна, присутствовавшая при казни, не почувствовала удовлетворения. Если бы он кричал и просил о пощаде!
Но, может быть, его сброшенная с пьедестала жёнушка поведёт себя иначе? Тогда графиня будет отомщена вдвойне. Ей очень хотелось увидеть женщину, которая однажды могла спасти её, но не сделала даже попытки, обрекая на скитания и муки. Говорили, что Мария-Антуанетта после казни мужа отказалась от пищи, перестала выходить на прогулки и в одночасье превратилась в старуху, худую и сморщенную, хотя ей было всего тридцать семь лет. Люди утверждали, что при переводе королевы из одной тюрьмы в другую над ней издевались солдаты, кололи штыками, говорили непристойности, но она шла как настоящая монархиня, с гордо поднятой головой. Так же гордо королева покидала башню, и, когда она, не привыкшая наклоняться, стукнулась лбом о притолоку и её спросили, не больно ли ей, её величество ответила: «Теперь мне уже ни от чего не больно».
Жанна с нетерпением ждала процесса по делу своей обидчицы, но он всё не начинался. Она знала: Мария-Антуанетта попросила принести ей иголки и нитки, чтобы занять себя хотя бы вышиванием, но в этой просьбе ей отказали. Тогда гордая женщина надёргала ниток из простых занавесок и сплела сетку, а из двух платьев, которые ей разрешили взять с собой, соорудила строгий наряд. В нём она и предстала перед судом. Графиня де Ла Мотт с удовольствием читала те грязные обвинения, которые судьи бросали в лицо некогда могущественной женщине. В чём только её ни обвиняли – даже в совращении собственного сына! Услышав это, её величество гордо бросила: «Я была королевой – вы лишили меня короны. Я была женой – вы убили моего мужа. Я была матерью – вы отняли у меня сына. У меня осталась лишь моя кровь – возьмите её, но не заставляйте меня больше страдать». Её и не заставили. Суд длился всего один день, и наутро бедняге зачитали приговор. Медлить с ним никто не стал.
Жанна, узнав об участи Марии-Антуанетты, надела своё лучшее платье, чтобы с триумфом наблюдать, как упадёт гордая голова. Вместе с Гастоном они в числе первых направились на место казни. Супруги видели кавалеристов и пехотинцев, пушки, стоявшие от здания суда до площади Революции, толпу народа, с удовольствием ожидавшую невиданное зрелище. И лишь в одиннадцать часов в жалкой телеге привезли бывшую королеву Франции. Жанна с волнением вглядывалась в бледное лицо её величества, надеясь отыскать признаки страха, но, на удивление, это лицо было неподвижно и совершенно спокойно. На нём не читались ни отчаяние, ни страдание. Королева словно не слышала глумливых криков, которыми её встретила толпа. Казалось, она ничего не видела и ни на что не реагировала. Спокойнее её выглядел разве только палач, стоявший сзади с верёвкой в руке.
И вдруг толпа в одночасье затихла. Наверное, её охватил ужас при виде несчастной, которая ещё недавно была их властительницей. Графиня закусила губу. Как поведёт себя Мария-Антуанетта
