бы они продержались, пока мы с ними. Если на нас нападут эти жестокие мусульмане, то не станут разбирать, кто есть кто, а поубивают всех, – Катя поежилась.
– Да подожди ты о мусульманах переживать, – добродушно сказал Вадик, – ведь не доплыли еще…
Катя метнула на него убийственный взгляд, но промолчала; облокотившись на фальшборт, она смотрела, как под кораблем с шорохом расходятся волны, как летают зигзагами чайки с криками, то поднимаясь, то падая вниз. Они охотились за пищевыми отходами, которые кок выбрасывал за борт.
– Так хочется сочинить стихи, послушать мелодию, нежную, как этот закат, – задумчиво прошептала я, с наслаждением позволяя ласковому вечернему ветерку, нагревшемуся за день, играть с волосами. Сама я куталась в теплый плащ, держась рукой за фальшборт. Корабль мягко качало, от свежего морского воздуха кружилась голова, глаза слипались.
– Посмотрите, – Вадик указал на небольшие лодки, сновавшие между кораблями: – сообщение у них более чем налажено.
– Плывут друг другу в гости, – улыбнулась Катя.
– А эта лодка направляется к нам, – Вадик указал на одну из лодок, с которой обменивался знаками боцман. Я сонно проводила взглядом скрывшуюся за другим бортом корабля лодку. Там ее, кажется, шумно встречали, но я не проявила любопытства. Великолепный пейзаж так завораживал, что просто не хотелось отрываться от него и вновь общаться с людьми. Достаточно было тех скупых фраз, которыми я обменивалась с друзьями; я не хотела вспоминать о том, где нахожусь, с кем, не хотела думать ни о чем другом, кроме того незабываемого заката.
Но шум приветственных фраз, голос герцога Бургундского отвлекали нас, и мы прошли вслед за Вадиком посмотреть на гостей.
Герцог, повернувшись ко мне, показался таким довольным и счастливым. На борт поднимались и наши знакомые, и те, кого мы видели впервые. Но радостный блеск, мелькнувший в зрачках седеющего льва, явно предназначался мне. Только позже я поняла, что впервые появилась перед ним с непокрытой головой, волосы развевались вокруг меня светлым ореолом, и герцог задумчиво наблюдал их парящий полет в слабом дыхании шаловливого вечернего ветра. В тот вечер герцог словно помолодел, и если бы не перец с солью в его волосах, я бы сказала, что передо мной стоял юноша. Впрочем, Гийому было тогда около тридцати семи лет, не больше, но тяготы жизни уже наложили на него свой отпечаток. Седина придавала его образу благородство, мудрость, величие. Он больше походил на короля, чем на его вассала.
Мы сидели на палубе: рыцари прямо на полу, женщины и более знатные сеньоры на принесенных из всех кают стульях и креслах. На мачтах возле нас матросы укрепили горящие факелы, их свет отражался в парусах, а если поднять голову выше, еще можно было разглядеть темнеющее небо и фиолетовые облака, гаснущие на небосводе. Загорались звезды.
В романтической обстановке возвышенных бесед, что велись в нашем кружке, лица окружавших меня людей казались печальными. И уж никак не походили их
