он ещё иллюстрировал книжки, рисовал деньги и придумал «Азбуку».
Город Глухов и его окрестности оставили глубокие впечатления о первой половине жизни в этих местах Владимира Нарбута. Глухов был тихим уездным городом. Брат Георгий называл его даже «сонным». Ожившие предания казачьей вольницы, вспоившие романтический пафос «Тараса Бульбы»; мелкопоместный быт Нарбутовки – «хутора близ Глухова», весь уклад которого пронизан народными поверьями, «духом Диканьки», выверен по неторопливо-природному, «миргородскому» ритму, сквозь усыпляющую будничность которого прорываются и пугающая метафизика «Страшной мести» и «Вия», и сабельные высверки ратного прошлого – всё это стало частью жизни Владимира, войдя в его душу и поэзию. Малая родина становится «альфой и омегой» его мировоззрения, «Гиппокреной», напитавшей форму и смыслы нарбутовского творчества, внушившей его стилю тот самый «хохлацкий» дух, который позволял критикам сопоставлять Нарбута с самим Гоголем «в русском эпосе». (Не случайно, по-видимому, на пороге его земного конца, уже в другой, советской жизни Владимиру Нарбуту будет предъявлено обвинение именно в «украинском национализме», за что ему придётся расплатиться всей своей судьбой, которая будет оборвана в одном из лагерей Магадана.)
Завораживающий сон «прадедовских затиший», полный героики, мистики и тайны, в младенческую душу Нарбута «кротость робко перелил», напитал её поэзией, способностью чуять, «…как зёрна во тьме растут». По утверждению специалистов в области геральдики, само слово «Нарбут» в латинском написании пишется как Narbutt и имеет древне-прусские корни, что переводится как «семьянин» (хотя в переводе с литовского слово «нарбут» означает – «тот, кто строит»).
Старший брат поэта Георгий в своих автобиографических записках, хранящихся в архиве Киевского государственного музея украинского изобразительного искусства, вспоминал: «Семья наша была довольно большая: у меня было четыре брата и две сестры. Отец мой, мелкий помещик со средними доходами, мало интересовался домашними делами вообще, а детьми в частности, и поэтому нашим дошкольным воспитанием ведала наша мать вместе с учителем соседнего села Яновки – Г. Сальниковым».
Родовитый, но обедневший помещик-однодворец Иван Яковлевич Нарбут (1858-1919) окончил в своё время Киевский университет, но ради пропитания вынужден был служить на мелкой канцелярской должности, а его жена, дочка священника – Неонила Николаевна (1859-1936) – должна была так вести хозяйство, чтобы не только прокормить свою большую семью, но ещё и пополнить её бюджет. Дети Нарбутов росли вместе с сельскими ребятишками и их первым учителем был псаломщик. К нему же, их ближнему соседу, устраивали они свои летние набеги. «То в огород залезем, горох оборвём, то яблоню потрусим, – вспоминал Георгий Нарбут, – за что он кричал: «Ах вы, саранча нарбутовская!..» Однако вскоре и сами помогали матери по хозяйству – сажали цветы, пололи огород».
Лишь благодаря родовому хутору – Нарбутовке –
