и женится на вдове предыдущего правителя. Эдип нашел ответ: человек; как ребенок, он ходит на четвереньках, как взрослый – на двух ногах, как старик – на трех, опираясь на палку. Сфинкс бросилась в пропасть, Фивы были избавлены от чудовища, а Эдип стал царем и женился на Иокасте, своей матери.
После того как Эдип счастливо процарствовал несколько лет, на Фивы обрушилась эпидемия, унесшая много жизней. Прорицатель Тересий открыл, что эпидемия – наказание за двойное преступление, совершенное Эдипом, – отцеубийство и кровосмешение. Эдип, сначала отчаянно старавшийся не признавать истины, ослепил себя, когда оказался вынужден ее увидеть, а Иокаста покончила с собой. Трагедия кончается на том, что Эдип наказан за преступление, которое он совершил в неведении, пытаясь избежать его совершения.
Были ли у Фрейда основания заключить, что этот миф подтверждает его взгляд, согласно которому неосознанные кровосмесительные побуждения и вызванная ими ненависть к отцу-сопернику присущи каждому ребенку мужского пола? Действительно, представляется, что миф подтверждает теорию Фрейда и что Эдипов комплекс заслуженно носит свое имя.
Впрочем, если рассмотреть миф более внимательно, возникают вопросы, подвергающие справедливость такого взгляда сомнению. Наиболее важный момент таков: если интерпретация Фрейда верна, следовало бы ожидать такого развития событий: Эдип встретил Иокасту, не зная, что она его мать, влюбился в нее, а затем убил отца, опять же не зная, что это – его отец. Однако нет никаких указаний на то, что Эдип был увлечен или полюбил Иокасту. Единственная причина брака Эдипа и Иокасты, которая нам сообщается, заключается в том, что вдова-царица является как бы приложением к трону. Можно ли поверить в историю, где главной темой служат кровосмесительные отношения между матерью и сыном, но совершенно не упоминается возникшее между ними влечение? Этому вопросу тем больший вес придает тот факт, выяснившийся относительно недавно, что по более ранней версии – Николая Дамасского – оракул лишь однажды предрекает женитьбу Эдипа на собственной матери (см. [43]).
Основываясь на этом, мы можем сформулировать гипотезу: миф может быть понят не как символ кровосмесительной любви между матерью и сыном, а как символ восстания сына против авторитета отца в патриархальной семье, а брак Эдипа и Иокасты является всего лишь вторичным элементом, лишь символом победы сына, который занимает место отца со всеми его привилегиями.
Если думать только об «Эдипе царе», то эта гипотеза остается в лучшем случае гипотезой, но ее валидность может быть доказана при рассмотрении всего мифа об Эдипе, особенно в той форме, которая представлена в других частях трилогии Софокла – «Эдип в Колоне» и «Антигона»[6]. Такое рассмотрение ведет к совсем иному пониманию материала, в центре которого оказывается борьба между патриархальной и матриархальной культурами.
В «Эдипе в Колоне» Эдипа, изгнанного
Хотя верно, что трилогия была написана не в таком порядке и хотя некоторые ученые могут быть правы, считая, что Софокл не планировал эти три трагедии как трилогию, их тем не менее нужно рассматривать как целое. Нелогично предполагать, что Софокл описал судьбу Эдипа и его детей, не учитывая внутренней связности целого (все цитаты взяты из издания: Софокл. Трагедии. М., 1958. Пер. С.В. Травинского. – Курсив Э.Ф.).
