радостно взвизгивает, но осекается при виде моего несчастного лица.
– Там был ещё один человек, он… они… ему поставили знак во́рона…
Воспоминания захлёстывают меня: исступлённые крики толпы, взгляд преступника, безжизненный, тусклый. Не могу поднять глаз на Верити – чувствую, что снова расплачусь, и начинаю чертить пальцем круги на лоскутном покрывале кровати.
– Знаешь, Лора, такое ощущение, что ты пересказываешь сон. Давай сначала – что произошло?
И я рассказываю всё с самого начала, но не могу отделаться от мысли о папе, о том, что у него был такой же знак, знак во́рона. Знак, которого не оказалось в папиной книге.
Куда он исчез?
– Как ты думаешь, Верити, они ведь всё сделали правильно? – Рассказ окончен. В моём голосе прорываются умоляющие нотки. – Они должны были так поступить. Тот человек украл чью-то кожу, чью-то загробную жизнь. Мэр Лонгсайт сказал, что это давняя традиция – ставить знаки преступникам…
Верити берёт со стола какой-то учебник, листает до главы «Знаки и наказания».
– Вот здесь, смотри. Мы проходили наказания, и я повторяла эту тему как раз на прошлой неделе.
Верити читает вслух:
– «Знаки могут быть использованы для регистрации преступлений. Знаки наказаний наносит чернильщик, состоящий на государственной службе. Эти знаки служат для записи преступлений и разного рода проступков и будут учтены при вынесении заключительного решения на церемонии взвешивания души…»
– Но всё было не так, – прерываю я подругу. – Ему нанесли не просто полоску на левую руку, а знак во́рона – я никогда ничего подобного не видела. Знак во́рона ставят забытым…
– Знаю, сейчас будет как раз про это. – Бросив на меня притворно-раздражённый взгляд, Верити продолжает:
– «В самых серьёзных случаях преступника могут отметить знаком Забвения. К знаку Забвения в прошлом прибегали очень редко, поскольку это наказание необратимо. В последние годы практика нанесения знака Забвения сошла на нет, однако история хранит прецеденты такого наказания». Вот так, – заключает Верити. – Видимо, мэр Лонгсайт решил, что преступление действительно очень серьёзное.
Слушая Верити, которая пытается найти решение любой проблемы, невозможно удержаться от улыбки. Если написано в учебнике, значит, верно.
– Но мэр сказал, что теперь публичные нанесения знаков будут проводить чаще.
Пожав плечами, Верити захлопывает книгу. Слёзы я вытерла, но голос ещё дрожит. Как бы опять не расплакаться от какой-нибудь мелочи. Быть бы похожей на Верити, всегда уверенной, что всё идёт правильно и как полагается. Но где-то в глубине души грызёт червячок сомнения, что так наказывать не очень-то справедливо. Зеваю, и меня охватывает дрожь.
– Да что с тобой, Лора? До сих пор плохо спишь?
В ответ я лишь качаю головой.
– Ты совсем измучилась. Ложись поспи у меня, потом поговорим. Я разбужу
