суп для тебя. Иди обязательно поешь, ладно? Напиши мне, если решишь поехать домой, ну, или остаться у Назарета.
– Конечно, я напишу. Люблю тебя, пап.
– Я тоже тебя люблю. – Папа вешает трубку, и я протираю мокрые от слез глаза. Все будет хорошо. Со мной все будет в порядке.
Я не собираюсь болеть, как мама, и не хочу умереть в больнице, подключенной к аппарату, который дышит вместо меня. И папе тоже не придется принимать решение о своем увольнении.
Я оглядываю узкую спальню Назарета на чердаке, которую он делит с тремя своими братьями и сестрами. Здесь все очень просто: две двухъярусные кровати, придвинутые к стене, и каждая покрыта стеганым одеялом, которое Грир сделала своими руками для каждого из своих детей. Часть комода Назарета завалена медиаторами и книгами, а в углу комнаты стоят три гитарных футляра.
Отодвинув тяжелую занавеску на маленьком окошке, я замечаю, как солнце садится за зелеными холмами. Семья Назарета владеет небольшой фермой, далеко не такой большой, как ферма Джесси, но она занимает около тринадцати гектаров. Они выращивают овощи и фрукты в большом саду и держат кур, свиней, коз, двух коров и трех лошадей.
Из кухни доносится голос Грир:
– Джесси, я думаю, тебе следует сделать из вашей фермы рынок, где ты сам мог бы выбирать продукты. И вы могли бы привлечь других учеников к поездкам на ферму и научить их важности органического земледелия.
– Это мысль, – отвечает Джесси, что означает «ни за что на свете», но ему нравится Грир, он уважает ее и не хочет обижать.
Все еще немного одурманенная от косяка, я осторожно спускаюсь по лестнице на первый этаж и заглядываю в гостиную, где расположилось несколько столов для домашнего обучения. Затем смотрю направо, в сторону столовой, и вижу Джесси, сидящего за длинным обеденным столом из дерева. Достаточно длинным, чтобы за ним легко умещались десять человек. Джесси пирует тарелкой теплого супа и ломтиком домашнего хлеба. У меня урчит в животе, и он поднимает голову, как будто слышит это.
– Привет, Ви.
Я возвращаю ему телефон.
– Папа сказал, ему очень жаль, что он заставил тебя искать меня.
– Не беспокойся. Ничего страшного не произойдет, если кто-то воспользуется своим телефоном по его прямому назначению.
Джесси бросает косой взгляд на Назарета, сидящего в кресле посреди кухни в одних джинсах, пока его мать выстригает ему виски́. На его мускулистой груди появилась новая татуировка, и мне любопытно, что она означает. Но есть вероятность, что он не расскажет. Что-то преследует Назарета, и это не что-то доброе, как моя мама. Но даже с демоном, который увязался за ним, он все еще самый мягкий человек, которого я знаю.
Назарет приподнимает бровь в ответ на замечание Джесси, и уголки его губ ползут вверх.
– Я не лицемер, – бормочет Джесси, и я смеюсь.
Мать продолжает подстригать волосы Назарету, и я замечаю, что он держит на руках крольчонка и кормит его из шприца. Это очень мило. Нет никого на свете, кто любил бы окружающий мир так, как любит его
