Знаешь, Людашка, мне, кажется, не столько любит его, сколько боится. Он же трясет Бараниху словно липку, требует с кулаками, угрожает расправой… сама слыхала…
Люда. Знаю я о том. Говорю: «Как подойдет, зови меня или расскажи, пожалуйся на него». Так нет, молчит, как рыба на берегу. Больше того, еще и оправдывает гада. (Возмущенно). Бабы, что на трассе с ней торгуют, рассказывают мне сколько она чего продала, сколько выручила денег. Они же деньги друг у дружки лучше считают чем свои. Я вечером спрашиваю: «Чего мало принесла? Опять пьянь спонсировала?» Она мне, глазом не моргнув: «Врут бабы все! Картоха по десятке пошла за килограмм, молоко – по пятнашке… » Я то знаю настоящую цену. Жалко ее, честное слово, с другой стороны, зло берет. Мы с ней на грядках, в поле, со скотиной, за машинкой этой проклятущей, стебаемся. Он, ирод проклятущий, в глотку свою луженую наши гроши заливает.
Галя. Ты бы Бараниху не ругала, лучше бы мужа хорошенько гоняла…
Люда. А я и гоняю. Он меня боится, прячется. Да как его, стервеца, угадаешь? Мне же некогда за ним караулить. Чуть отвернулся, он уже лыка не вяжет. Уже прошляпила. (Весело). Чего это мы, подруженьки, все о плохом да о плохом. Больно, обидно, но не смертельно. Эх, не родился еще мужик, который русскую бабу со свету сживет! Как там у Пугачевой: «Нас бьют, мы летаем… »
Надя (поддерживает). Давай, наливай летчица – налетчица! За нас – за русских, двужильных баб, что тянут воз и за себя и за того парня! (Выпивают). Ставь музыку, Галина, плясать будем.
(Галина открывает крышку магнитолы и заводит пластинку «Арлекино» Пугачевой. Компания весело танцует, старательно копируя исполнение певицы. Заканчивается песня и все шумно занимают свои места).
Люда (обмахиваясь и жадно глотая воду из стакана). Слушай, Надюха, ты сегодня помянула Нинку в разговоре. Как она там в городу, ведь в деревню нос не кажет? Давненько я ее не встречала. Изменилась теперь, поди, деваха? Сколь годков исполнилось, когда в город подалась?
Надя (вспоминает). Как родители наши померли, она сразу и уехала. Чуток больше семнадцати… Как увидишь ее? Она же не в районе, в области живет. В последний раз на женский праздник приезжала. Я же уже рассказывала… Приехала в потемках, переночевала и опять в свой город подалась. Я уж ее просила задержаться… Куда там, работа, видишь ли, у нее важная, отдыхать некогда. (С теплотой в голосе). Сумки тяжелые еле доперла, удивляюсь: маленькая, щупленькая, а столько умудряется притащить. Такси с области больно дорого стоит, она автобусом, да еще с пересадкой. Вот и прикинь. Я ей говорю: «Ты продукты на себе не тащи. Тяжело. У нас какой-никакой магазинчик имеется, что нужно купим. Не надрывайся. Потом, огородик у нас свой не хуже других». Нинка мне: «Бестолковый ваш магазин. Ничего в нем нет. Пусть дети разных продуктов попробуют». Куртки новые им привезла на весну, обувку модную… (Дрожащим голосом, готовая опять расплакаться). Если бы не Нинка… если бы не сестренка…
Люда. Ладно тебе, Надюха, расстраиваться. Хорошо,
