вымолвила обалдело.
Этой бутылке не меньше двух сотен лет! Она стоит тысяч двести анников, если не триста! Это же… это… это такая куча денег, что мне сложно представить, как она выглядит, если их собрать вместе!
– Вот об этом я и говорил! В такие моменты начинаешь ценить богатство. Как еще я мог увидеть на вашем лице такое выражение?
– Я не стану это пить, – решительно отодвинула бокал с черно-рубиновой жидкостью, источавшей умопомрачительный аромат.
В винах я разбираюсь исключительно по той причине, что работаю в ночном клубе и во многих ресторанах. А там, так или иначе, подают алкоголь и обсуждают алкоголь. Так вот бутылку за десять тысяч, которую Таххир распивал со своей дохлогрызкой, с Резан нуар даже сравнивать кощунство!
– Тогда вы оскорбите умирающего старика.
И ведь ни капли совести у него нет! Знает, за какую ниточку потянуть! Разумеется, я придвинула пузатый бокал на длинной прямой ножке. Коснулась губами узкого горлышка. Сначала почувствовала аромат. Терпкий, пленительный, со сладкой ноткой. Сделала небольшой глоток, посмаковала, проглотила, выдохнула ртом, чтобы ощутить букет и закрыла от удовольствия глаза.
– Стоит своих денег, не правда ли?
– Не правда, – открыла глаза и отставила угощение. – Триста тысяч за бутылку – это бешеные деньги.
– Я человек, которому не так долго осталось на этой земле. Унести деньги с собой я не смогу. Почему бы их не потратить?
– Зачем тогда вы легли в больницу? Почему не наняли частную сиделку? Или не отправились в путешествие по дистриктам?
Мужчина подцепил шпажкой клубнику, обмакнул в шоколад и протянул мне. Отказать умирающему старику – преступление, а потому приняла и разве что со шпажкой не проглотила! А не запить такое удивительно вкусным вином невозможно.
– Я нанял частную сиделку, – он с удовольствием посмотрел на меня. – Я лег, чтобы найти вас, Александрин.
Хорошо, что я не успела сделать глоток. Бокал замер возле рта, а затем медленно вернулся на стол. Я рассматривала мужчину, силясь понять, могли ли мы прежде встречаться или быть хоть каким-то образом связаны, но нет. Ни единой ниточки между нами, кроме пятого дистрикта. Впрочем…
– Вы знаете моего отца?
– Знал, – согласился он. – Советую дождаться горячего. Вино может ударить в голову, если пить на голодный желудок.
Но мне при любом раскладе пить в ближайшее время не захочется и в голову уже ударило. Он мог знать, почему отец меня бросил. Бросил маму. Отец, который делал вид, что любит нас! Просто взял и одной ночью исчез, оставив маму в слезах, а нас – в растерянности. Она горевала месяц. Месяц не выходила из своей комнаты. Я, одиннадцатилетняя девочка ухаживала за Альби и Таном, убирала, готовила и дважды спасла маму от суицида. Как он мог бросить ту, что жизни без него не представляла? Что жила им, дышала им?
– Зачем
