моя! Ты дала мне замечательный совет.
Прошло совсем немного времени, и в квартире раздался нетерпеливый звонок. Горничная поспешила открыть и позвала барыню. Серафима Львовна вышла в прихожую и замерла. У дверей стояла высокая худая женщина, по-деревенски замотанная в платок, с резкими чертами лица, которые казались смутно знакомыми.
Василиса Коггищева, золовка, догадалась Серафима. В душе повисло тревожное, неприятное чувство.
Глава 8
Лавр уже направился к дверям, но столкнулся там с камердинером дяди:
– Пожалуйте, Лавр Артемиевич, к барину, да поспешите. Просит!
Лавр поспешил. Когда он вошел к дяде, тетушки там уже не было, но ее недавнее присутствие угадывалось по витающему запаху духов и взволнованному виду профессора.
– Что, братец, похоронили мы нашего Петьку! – произнес Соболев каким-то деревянным голосом.
– Дядя! – Лавр устремился к Викентию Илларионовичу и обнял его. В этот миг он хотел сказать, что всегда будет рядом. Всегда преданный, всегда любящий и всегда готовый заменить потерянного сына. Но не сказал, потому что вдруг пронзила молнией ужасная мысль: а вдруг именно это и наведет профессора на подозрение, что он, племянник, и убил единственного сына, чтобы занять его место?
Лавр отстранился и осторожно заглянул в глаза дяди. Черный мрак ночи встретил его, бездна, морок. Лавр испугался.
– Ты говорил с полицейскими? – вдруг спросил Соболев.
Лавр замер и напрягся всем телом.
– Да, но мне нечего им сказать.
– Разумеется, разумеется, тебе нечего сказать, нечего скрывать. Но я прошу тебя, будь осторожен и деликатен. Думай, что говоришь. Я не позволю устраивать из семейной трагедии дешевую мелодраму на потеху скучающей публике!
– Конечно, дядя Викентий, конечно! – Дядя позволял племяннику дома называть его по имени.
– Видишь, как меня подкосило. Береги Серафиму, будь с ней повнимательнее, береги честь семьи! Будут говорить с тобой в полиции, иди, говори. Серафиму одну не пускай. Ходи с ней повсюду. Зою одну не оставляй. Бог знает, что напридумывает полиция. Им дай палец, откусят руку!
Из дома Соболевых Лавр вышел в большой тревоге, взял извозчика и направился к себе на квартиру. Въедливый полицейский не выходил у него из головы. Как всякий человек, занимающийся фотографией, Когтищев имел цепкий взгляд и был хорошим физиогномистом. Облик полицейского невольно привлек его внимание. Сердюков был высок ростом, под форменным сюртуком угадывались крепкие мускулы, хотя плечи казались непропорционально узкими, отчего сам он казался еще более высоким и худым, точно цапля. Схожесть с этой птицей усугублялась тем, что Сердюков имел совершенно белую кожу, светлые волосы, белесые брови и ресницы, которые терялись на этом, казалось, невыразительном лице. Крупный нос нависал точно клюв, придавая порой следователю угрюмое выражение.
