несколько минут прогулки мы перестали притворяться и включили фонарик на телефоне Дженны, чтобы осмотреть пространство под деревьями и машинами в надежде увидеть в его свете сияющие зеленые глаза пухлого и седеющего кота.
По чудесному – или дьявольскому – стечению обстоятельств час спустя возле куста в соседнем парке мы нашли потрепанный ошейник Мута с помятым серебряным колокольчиком, который больше не звенел. Даже в полумраке я заметила струйки крови и пучки кошачьей шерсти на нем.
– Койоты, – установила Дженна.
Я сдерживала слезы, глядя на жалкий истрепанный аксессуар.
– Мне так жаль, – прошептала я.
– Он был уже стар, – произнесла Дженна ничего не выражающим голосом. А затем процитировала строчку из стихотворения Фроста, которое на прошлой неделе мы читали на уроке английского: – Вечного золота нет.
Тогда я нарушила наше правило и объявила, что останусь у нее с ночевкой, хотя утром нужно было идти в школу. Дженна запротестовала, утверждая, что в порядке, но мне удалось ее уговорить.
Посреди ночи я проснулась от звука открывающегося окна, через которое холодный воздух потянул за собой уютную атмосферу комнаты Дженны.
– Что ты делаешь? – спросила я, сонно садясь на кровати.
В окне виднелась ее фигура; она выглянула на улицу, и плюшевый халат обтянул ее вытянутую спину.
– Мне показалось, что он мяукает, – ответила Дженна.
Я подошла к ней.
– Мне жаль.
Она не шевелилась. Я подняла на подругу взгляд.
По ее щекам стремительным потоком стекали слезы, напоминая крошечные брильянты, сияющие в приглушенных лучах света.
Боясь, что она оттолкнет меня, я неуверенно обвила ее плечи рукой. На ум приходили сотни разных фраз, но в итоге я обратилась к «Орманским хроникам».
– Помнишь речушку? Ту, которая течет в парке на другой стороне улицы? – Дженна кивнула. – Возможно, она течет в Орманию, – продолжила я. – И, возможно, старенький пухлый кот поможет Эмелине и Эйнсли не тосковать по этому миру.
Дженна молчала, а я начала ощущать себя дурочкой.
– Муту будет хорошо в Ормании, да? – обратилась она ко мне. – А повар в «Обители сирен» раскормит его так, что он не сможет ходить.
Испытывая облегчение, я рассмеялась сильнее обычного.
– Да, или Мут больше понравится Эмелине, но сам захочет жить с Эйнсли, отчего Эм разозлится.
– Скорее всего.
Уголки губ Дженны дрогнули, и она склонила голову на мое плечо, вытирая слезы со щек. Холодный воздух пощипывал кожу на моем лице, но я не смела двинуться с места, боясь нарушить атмосферу.
Пусть Дженна никогда не плачет, но она не я.
Усилием воли останавливаю накатывающиеся слезы и подавляю злость, ведь до ее отъезда в Ирландию остался всего один день.
Двадцать четыре часа, чтобы разобрать чемодан (а в случае с Дженной – заново
