>кому-либо подменять его мысли».
Anonymous
Часть первая
«Old hackers never die.
They just go to bitnet.»
Anonymous
1. Гори, гори ясно
В августе две тысячи пятого дремлющий в глубине Ишимской степи придорожный поселок разбудил пронзительный вой сирен. Толстый столб дыма коптил небо еще на закате, и бледный осколок луны в третьей четверти успел затеряться в чернильной бензиновой туче, когда бригада пожарных свернула с «дороги смерти», как местные звали путь из Омска в Тюмень, и обнаружила в прогоревшем остове автомобиля труп Антона Раневского.
Но пока еще день, и Антон едет навстречу закату. Стекло опущено, локоть наружу, ветер хлещет по румяным от задора щекам. Пахнет летом. Пыль и горячий асфальт. Засеянные поля, незнакомые деревеньки, оазисы зелени в пустынной желтизне трав – до зевоты плоская однообразная равнина. Звук на максимум. Скорость, аромат полевых цветов, оглушительная музыка вводят в дорожный транс, даже разыгравшаяся паранойя ослабляет хватку.
Ему девятнадцать, но за плечами уже изолятор и клетка в зале суда. Каждый день, пока длилось следствие, он проживал в страхе: ярлык уголовника не смыть, вычисти хоть все базы розыска. Тем более, дело громкое, повсюду рыскали журналисты и держали руку на пульсе. Его имя в заголовках местных газет, фото крутят по федеральным каналам. Только в гробу он видал такую славу.
Спасибо матери с Кирой: не поверили, что взломал банк и увел кучу денег. Но их Тошка на деле не такой уж святой. А деньги припрятал, под чужим именем по счетам разложил, не дурак. Правда, сейчас не потратишь, но придет время, придет…
Впереди маячит знак ограничения скорости: чинят дорогу, сыплют щебень в разинутые асфальтом жадные рты. Антон делает музыку тише и жмет на тормоз. Машины едва ползут; наглые лихачи жмутся к обочине, рискуя провалиться в размытый дождями овраг. Чем медленнее тащится автомобиль, тем больше Антон нервничает. Они могут быть рядом – пасут, а он всего лишь хочет встретиться с друзьями, расслабиться с девочками, пивка глотнуть. Антон уже давно никого не трогал, не брал заказов с тех пор, как завели дело, лишь бы не привлекать внимания.
Заставляет себя не выглядывать, не вертеть головой, лишь посматривает в зеркало заднего вида. Темнеет быстро, будто солнце, преодолев невидимую ватерлинию, стремительно тонет за горизонтом. Свет чужих фар пляшет в отражении и мешает смотреть.
Серебристый «шевроле» с мятым бампером едет за ним из самого города, обогнал по пути пару машин, чтобы уставиться ему прямо в выхлоп. Может, тот, что за ней? Синий «мерин», водила – мужик в темных очках. Антон запомнил его, когда поравнялись километров десять назад. Идеальный кандидат.
Тряска по щебенке кончается, едут быстрее. Знакомый «мерин» идет на обгон. Антон вжимается в кресло, будто так его будет не видно, но машина исчезает за поворотом. Нащупывает бутылку «Бонаквы» без газа, глотает противную нагретую солнцем воду. Легче не становится. Привычный холод в груди леденит сердце. Тогда хватается за сигарету – едкий дым царапает глотку, заполняет нутро, выжигая тревогу.
Оправдательный приговор избавил от всех проблем, кроме одной: Леонид Ланге, упрямый осел из ФСБ, слежку с подозреваемого не снял. Пока Антон прозябал в изоляторе и неизвестность пугала его долгими ночными кошмарами, Ланге предложил работать на органы – взамен он снимет все обвинения.
– У тебя будет иммунитет, – заверял Ланге, что означало: ФСБ закроет глаза на твои шалости, но отныне ты принадлежишь Конторе. – На твоем месте я бы очень задумался о сотрудничестве.
И смотрел долго-долго серыми злыми глазищами: ждал ответа, и вполне определенного.
Сотрудничестве, как же. Крысой, вот кем он будет, работая на силовиков. Хуже тюрьмы. Шаг не туда – опять начнут пугать нарами, свободы лишат, невыездным сделают. Заставят сдавать своих, шпионить за неугодными, заменять правду лицемерной подделкой, на выгодную кому-то ложь. Сколько парней уже так попортили. Всех забрали. Антон полагался лишь на свою команду, но в итоге его кто-то сдал – кто-то свой. Нельзя никому доверять и особенно вежливым людям в серых костюмах, которые ставят тебе ультиматум.
Позже Антон поймет, что за первый серьезный взлом, верни он всё до копейки, ему бы грозил лишь условный срок, в крайнем случае штраф, – тогда еще гайки не закрутили – но в тот момент не разбирался в законах и боялся попасть в колонию на долгие годы, опозорить семью, лишиться будущего.
Не опуская взгляда, он отказался, и доброжелательный Ланге вмиг изменился в лице.
«Я тебя, сука, на всю жизнь засажу, – с такими словами Ланге покинул здание суда, наградив напоследок колючим холодным взглядом. – Ты еще приползешь, когда за бугром тебе влепят пожизненное,
