в виде выпадения осадков – устремляются, стараясь не столько привлечь внимание к своему полёту замысловатостью движения, сколько грохотом, треском бесконечного потока скатывающихся горошин, синева которых вместила в себя весь спектр ультрамариновых преображений, от прозрачно белых, сквозь наготу которых сияет небо, до мрачновато-загадочных в своей лиловости, почти черных шариков, сеемых без конца, без усталости и без усилия.
Внимательнее смотрите на человеков.
Самыми массовыми участниками представления здесь являются разудалые мячики. Такие, знаете ли, создания, что и не мячики, а скорее шары для боулинга, только без отверстий для пальцев и вовсе не шумных, но столь же решительных, угрожающих, упрямых, они так стремятся прокатиться поближе от вашего лица. Они напористые, дерзкие, но вдруг начинают резво отскакивать прочь, в стороны, когда между ними проплывают угрюмой синей тенью мячи крупнее, массивнее, весомее и значительнее. Они не мечутся, не скачут, а величаво катят свои надутые важностью тела в известном только им направлении. Они величиной с футбольный мяч. Но разве кто-либо решится пнуть их ногой? Кажется, они главные в этом мире синих кругляшей. Только это ошибка. Вот с потолка спускается истинный исполин. По мясистым бокам проскальзывают молнии. Прочие обитатели лишь отражения на его лакированных щеках. Он размером с самый большой надувной ярморочный шар. Это – хозяин, владыка, бог. Он парит под потолком неподвластный никому. Уверенный в своей уникальности.
И вдруг… всё меняется. Две крохотные карамельки начинают отчаянно тузить друг друга. Сыплются крошки, летят в разные стороны маленькие синие осколки. Один такой совсем невзрачный осколок попадает в надутое тело Властелина и тот оглушительно взрывается…
Волна энергии преображает мир, под потолком нарушается хаотичное движение синих арбузиков, и делит пространство комнаты на две неравные части. Большая часть пуста, а в другой неимоверная скученность, давка и теснота. Слышится зловещий скрежет сопрягаемых поверхностей. Воздух насыщается электричеством, запах озона наполняет лёгкие. В ожидании грозного праздника движение ещё сохраняется, но становится намного медленнее, осторожней. Сферы, шары и весь прочий округлый народ стараются привнести в хаос обычных путей своих аккуратность, соразмерность, они летают и катятся с важностью и достоинством на которые не были готовы ещё минуту назад. Они почти замирают. Потом снова деление. Тёмно-синие справа, светло-синие слева. Наверху крупные, мелкота снизу. Ещё круг танца, исполняемого с пафосной грациозностью и снова деление. Наконец, теперь мы видим: они выстроились по ранжиру, в ряд. Сперва огромные, затем с регрессом видимого объёма, теряясь в бесконечности перспективы, вплоть до еле различимых песчинок. Нитка бус, все похожи, световые блики у каждого одинаковой формы, кажется, и цвет поменялся, они одного цвета, одной формы, но размеры разные.
И вдруг общий цвет ещё мгновение назад наполнявший каждого берлинской лазурью, стал насыщаться силой кобальта. Наблюдатель не узнаёт привычный мир синих арбузиков. Он изменился.
