к трапезе парочку пирожков, остатки рождественского торта и сыр. Смотрела по телевизору нудный сериал, воображая, что это рождественская передача.
Однако сейчас я чувствую стыд и отвращение. Я прямо ощущаю, как из меня лезет жир. Ладно, ничего страшного. Иногда нужно пасть на самое дно злоупотребления жирной едой, чтобы потом, будто птица феникс, восстать из ада лишних калорий очищенной и прекрасной, как Мишель Пфайффер. С завтрашнего дня начинаю строгую спартанскую программу красоты и здоровья.
М-м-м-м… Вспоминаю о Дэниеле. Обожаю его озорную сексуальность, притом что он оч. успешен и умен. Сегодня он так всех смешил: рассказывал, как его тетя приняла подаренную его мамой подставку для скалки за искусственный пенис. Оч. забавно было. Еще спросил меня, что мне подарили на Рождество, – в заигрывающей манере. Не надеть ли завтра черную мини-юбку?
Среда, 4 января
59,4 кг (просто ЧП, похоже, жир с Рождества хранился у меня в теле в специальной капсуле и теперь постепенно из нее высвобождается), алкоголь: 5 порц. (уже получше), сигареты: 20, калории: 700 (оч. хор.).
16.00. На работе. ЧП. Только что по мобильному звонила Джуд, вся в слезах. С десятой попытки ей дрожащим голосом удалось рассказать, что она чуть не разрыдалась прямо на совещании (Джуд – глава отдела фондовых операций в «Брайтлингз»), скрылась в туалете и теперь не может выйти, потому что глаза у нее как у Элиса Купера, а косметички при себе нет. Ее приятель Поганец Ричард (эгоист, патологически не способный к серьезным отношениям), с которым она встречалась полтора года, бросил ее, после того как она спросила, не хочет ли он с ней вместе поехать в отпуск. Что еще от него ждать-то было? Но Джуд, конечно, во всем винит себя.
– Я чересчур отдаюсь отношениям. Я просила слишком многого из слабости, а не по необходимости. Если бы можно было повернуть время вспять!
Я тут же позвонила Шерон, и на половину седьмого в «Кафе Руж» было назначено экстренное заседание. Надеюсь, мне удастся ускакать без помех со стороны чертовой Перпетуи.
23.00. Шумный выдался вечерок. Шерон сразу пустилась излагать на примере Ричарда свою теорию «морального паразитизма», который среди мужчин за тридцать распространяется со скоростью лесного пожара. По мере того как женщины переходят с третьего десятка на четвертый, утверждает Шерон, баланс сил понемногу меняется. Даже наиболее самоуверенные из нас начинают терять присутствие духа и подвергаются первым приступам экзистенциального страха: умереть в одиночестве и быть найденной три недели спустя рядом с любимой овчаркой, наполовину съевшей твой труп. В голову одна за другой лезут мысли о синих чулках и кошелках. Сколько ни молись на Джоанну Ламли и Сьюзан Сарандон[2].
– А всякие там Ричарды на этом страхе и играют, – пыхала Шерон. – И долой обязательства, зрелость, честь и естественное развитие отношений между мужчиной и женщиной!
Мы
