style="font-size:15px;"> Чем занимался Мориц, когда не лежал в больнице, доподлинно не известно. Сам он считал себя поэтом и на всех творческих вечерах в больнице был звездой первой величины. Стихи в основном были про одиночество, несправедливость и любовь. Доминировала тема волков.
Волк был одной из субличностей Морица, еще были фиолетовые бабочки и лесбиянка-транссексуал. Мориц считал себя общественным деятелем и революционером и в какой-то степени им был. Где бы он ни появлялся, там сразу же начинал бурлить протест. Родители Морица, те самые ужасные предатели из КГБ, к слову, были весьма приличными людьми, по научной части. Действительно исследовали неизвестные лучи, за что, видимо, и поплатились. Это шутка, конечно. Нам удалось однажды увидеть их, умоляющих подержать Морица подольше в больнице. Вид у них был самый жалкий. Дело в том, что Мориц приводил в квартиру всех окрестных собак и бомжей, величая их своим братьями. Родителям с университетскими манерами и образом жизни терпеть таких «родственников» было непросто.
Учитель Морицу сразу понравился, но следовало пройти ряд испытаний, в частности рассказать, как и из-за чего попал в больницу. Костя застрял, в ужасе соображая, как этим непонятным людям рассказать, в чем именно его подозревают. Но на вопросы нужно отвечать, и Костя решился:
– Я ведь в школе работаю. Директор обвинил меня в том, что я сексуально домогался своего ученика. Я его чуть не убил. Жалко, что не убил.
Девушка-юноша внимательно посмотрела на Костю. Мент болезненно сощурил татарские глаза, став похожим на страдающего прокурора. Молодой паренек кавказской внешности по прозвищу Душный повернулся всем телом к Косте: «Ни х… себе! Живой педофил!» Парочка художников роботообразно положила кисточки и тихонечко двинула в сторону туалета. Появление педофила следовало закурить.
Костя тоскливо проник взглядом в палату напротив, где лежали больные в коконах из одеял. Большинство производили впечатление навсегда наплевавших на общение с себе подобными. Сейчас Костя им даже завидовал. Спал бы святым нейролептическим сном и ничего не чувствовал.
Но вопрос опять требовал ответа.
– Да какой я педофил?! Теперь я, наверное, педофобом стану. Работаю за двадцать штук – с утра до вечера с детьми. Учу их истории. Я – настоящий педофил, нас в школе двое педофилов – я и физкультурник. Остальные – женщины. А женщины, кстати, бывают педофилами? Директор наш – сволочь, он мне жизнь сломал, между прочим.
Возникла пауза. Мориц манерно-пьяным голосом задал риторический вопрос:
– Господа, позвольте дилемму: а что хуже в нашем государстве – быть психом или педофилом?
Мент включился:
– Подозрительный вопросик, гражданин Мориц, вы так спрашиваете, как будто сами и тем и другим себя признаете, – голос Мента под конец вопроса карикатурно изогнулся.
Косте показалось, что он смотрит кино. В реальной ментовке
