а его детородной орган. Его рот в это время был слегка приоткрыт, и он то и дело ёрзал на стуле, закусывая губу. Самое противное, что все эти мерзкие телодвижения видели и другие офицеры.
К горлу Арины подкатила волна тошноты. Арину передернуло так сильно, как будто по телу прошел электрический ток. Она подумала о том, как будут развиваться события, если Ничипоренко запишет ее в свою роту. В таком случае будет лучше сразу идти и записываться в отряд смертников. Она не была ханжой или праведницей и понимала, что теоретически на войне может случиться что угодно. Но сейчас явно были не те варианты, на которые она могла согласиться.
В Ничипоренко, помимо всего, что ей рассказала Наталья, было что-то еще… что-то темное, зловещее, что ужасно отталкивало Арину. Ей безумно хотелось, чтобы этот человек больше не появлялся в ее жизни никогда. Даже мысль о том, что ей сегодня еще раз предстоит увидеть его на объявлении предварительных результатов соревнований, внушала ей откровенное отвращение.
Герман увидел бредущую к ним Арину и вскочил на ноги:
– Арина, что случилось? Как ты отстрелялась? Почему такая грустная?
– Нет, я не грустная, все в порядке. Отстрелялась хорошо. Так хорошо, что дадут, наверное, пирожок или медальку. Шучу. Все нормально. Просто устала и думаю о завтрашнем дне.
Герман склонил голову набок. Арина посмотрела на него. И почему-то ей пришла в голову мысль, что сейчас Герман был похож на большую и красивую немецкую овчарку. Такую, которая служит в полиции, спасает людей. Эта овчарка будет твоим лучшим другом до конца своих дней, не предаст и не продаст тебя. И будет с тобой стоять бок о бок при любых обстоятельствах.
Она улыбнулась:
– Правда, не волнуйся, все хорошо.
Герман смешно насупился и спросил:
– Если что, ты же мне расскажешь? Я никому не дам тебя в обиду. Мы должны выстоять здесь и выжить там.
И он махнул головой в сторону горизонта. Скорее всего, туда, через овраг и речку, придется идти уже совсем скоро после завершения подготовки – и тем, кто будет записан в роты, и тем, кто окажется в отрядах смертников.
Остальные, сидевшие на траве, молчали. Каждый думал о своем и о том, что им вскоре предстоит.
– Ну что ж, вы как хотите, а я пойду вздремну хотя бы немного, – сказала Арина.
Герман, окинув взглядом всех, кто был рядом:
– Я тоже думаю вздремнуть. Кто с нами?
Алик криво ухмыльнулся:
– Предлагаешь устроить групповушку?
Иван отмахнулся от него:
– Блин, Алик, у тебя чешутся и писька, и язык одновременно? Что за вечные вбросы говна словесного?
Он подошел к Арине и сказал:
– Пойдем. Ты права, отдохнуть надо. Окажемся на фронте – может так статься, что неделю без сна будем. А Алик пусть со своей Анной остается.
Анна лежала, прислонившись к плечу Алика. Было видно, что девушка
