сильного для своих лет. Загородив сына от недругов, Юрий Николаевич, с трудом сдерживая рвущуюся из него злость, сказал:
– И чтобы я вас больше возле него не видел, ясно?!
– Вы и не увидите, – довольно нахально произнес упитанный, особенно налегая на слово «вы», и Римма поняла: ей очень не хотелось бы оказаться на месте Ильи.
Щупленький и верткий паренек решил, что егоровские защитники могут все-таки неправильно понять, кто и чего не увидит, а потому уточнил:
– Мы его в школе отметелим!
– Я тебе отметелю! – выкрикнул Юрий Николаевич, выпустил из рук упитанного и за воротник куртки поднял перед собой щуплого.
Упитанный тут же сбежал, бросив товарища на произвол судьбы. Но судьба к тому сегодня благоволила. Парень выскользнул из своей куртки, как змея из кожи, и припустил за предавшим его приятелем, ничуть не жалея об оставшейся у врага одежде.
– Черт! – уже совершенно беззлобно бросил ему вслед Егоров, аккуратно повесил пустую «змеиную кожу» на школьный заборчик и обернулся к сыну.
Егоров-младший, встрепанный и красный, кусал губы, крепясь, чтобы не заплакать.
– Ну и в чем дело? – спросил Егоров-старший.
– Ни в чем, – ответил мальчик.
– Если ни в чем, то зачем звал меня?
– Их больше.
– А ты подерись хоть раз! Может, одолеешь?
– Не хочу…
– Трусишь?
– Нет.
– А что?
– Ничего, – крикнул Илья и бросил на отца злой взгляд.
Сын Егорова ни разу не посмотрел в сторону Риммы, но она чувствовала, что он возненавидел ее сразу же, как только она попала в поле его зрения рядом с отцом. Возможно, из-за ее присутствия он и не хотел говорить с Юрием Николаевичем о своих разногласиях с одноклассниками. Римма почувствовала себя лишней. И зачем она согласилась поехать с Егоровым? Было же ясно с самого начала, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Илья сел на переднее сиденье машины, где до этого сидела Римма. Ей ничего не оставалось, как усесться на заднее, поскольку самостоятельно выбраться из этого района Питера она, пожалуй, не сможет. Она смотрела в зеркальце заднего обзора на Илью. Он был очень похож на отца. Даже глаза были точно такого же оттенка спитого чая… или нет… лучше все-таки сказать – золотистого…
Илья заметил ее изучающий взгляд и скорчил отвратительную рожу. Римма не смогла обидеться. Она громко фыркнула, и мальчишка вдруг расхохотался тоже. Его наконец отпустило напряжение, он перестал переживать только что с ним происшедшее. Он смотрел на смеющуюся Римму и хохотал все громче и громче. Егоров-старший старался сдержаться, но салон машины уже, казалось, сотрясался от смеха, и ему в конце концов пришлось рассмеяться тоже.
– Пап! А ты завтра приедешь? – заглядывая отцу в глаза, спросил Илья, когда машина остановилась у подъезда их дома.
– Конечно, –
