ей и их географическим открытиям. (Оживлённые возгласы одобрения.) Доктор Самуэль Фергюссон, один из её славных сынов, не посрамит своей родины. (Со всех сторон: «Нет! Нет!») Если его попытка удастся («Конечно, удастся!»), то наши разрозненные сведения о географии Африки будут дополнены и связаны в одно целое. (Бурное выражение одобрения.) Если же она потерпит неудачу («Никогда! Никогда!»), то, во всяком случае, войдёт в историю как один из наиболее отважных замыслов человеческого гения… (Неистовый топот ног.)
– Ура! Ура! – кричали присутствующие, наэлектризованные этими волнующими словами своего президента.
– Ура неустрашимому Фергюссону! – вырвалось у одного из самых восторженных слушателей.
Крики воодушевления неслись со всех сторон. Имя Фергюссона было у всех на устах, и мы имеем основание думать, что оно звучало особенно убедительно, вырываясь из глоток англичан. Зал заседаний содрогался от этих криков.
Ведь здесь было много тех самых бесстрашных путешественников, исколесивших пять частей света, теперь состарившихся, утомлённых, но когда-то полных энергии. Все они благодаря своей физической или моральной стойкости спаслись от кораблекрушений и пожаров; всем им грозили и томагавк индейца, и дубина дикаря, и столб пыток, и опасность попасть в желудок полинезийца. И тем не менее во время доклада сэра Френсиса М… сердца старых путешественников бились восторженно и в Лондонском географическом обществе ещё не было примера столь шумных оваций оратору.
Но в Англии энтузиазм выражается не только словами, он порождает деньги быстрее, чем королевский монетный двор. Тут же на заседании было принято решение выдать доктору Фергюссону для осуществления его плана две тысячи пятьсот фунтов стерлингов. Значительность суммы соответствовала важности предприятия.
Один из членов общества обратился к президенту с вопросом, не будет ли доктор Фергюссон официально представлен собранию.
– Доктор ждёт распоряжений собрания, – ответил сэр Френсис М…
– Пусть войдёт! Пусть войдёт! – раздались крики. – Любопытно увидеть собственными глазами такого необыкновенно отважного человека!
– Но, быть может, этот невероятный проект лишь мистификация, – заметил старый капитан, выделявшийся своей апоплексической наружностью.
– А что, если доктора Фергюссона вовсе не существует? – выкрикнул какой-то насмешливый голос.
– Тогда нужно было бы его изобрести, – пошутил один из членов этого серьёзного общества.
– Попросите пожаловать сюда доктора Фергюссона, – распорядился сэр Френсис М…
И Самуэль Фергюссон, нисколько не смущаясь, вошёл в зал под гром рукоплесканий.
Это был мужчина лет сорока, среднего роста и обыкновенного сложения. Лицо у него было бесстрастное, с правильными чертами и румяное – признак сангвинического темперамента. Крупный нос, напоминавший нос корабля, – какой и должен быть у человека, рождённого делать открытия. Добрые глаза, в которых светились отвага и, главное, ум, придавали особую привлекательность его лицу. Руки были длинноваты, а уверенная поступь изобличала хорошего ходока.
Весь облик доктора дышал таким спокойствием и серьёзностью, что при виде его и в голову не могла прийти мысль о мистификации, даже самой невинной.
Поэтому крики «ура» и аплодисменты замолкли лишь тогда, когда доктор Фергюссон любезным жестом попросил дать ему возможность говорить. Он направился к приготовленному для него креслу; став подле него, устремил на собрание решительный взгляд, поднял к небу указательный палец правой руки и произнёс всего одно слово:
– Excelsior![1]
Нет, никогда неожиданные парламентские запросы господ Брайта и Кобдена или выступления лорда Пальмерстона с требованиями чрезвычайных ассигнований для укрепления скалистых берегов Англии не имели такого бурного успеха, как это брошенное доктором Фергюссоном слово. Оно совершенно затмило и самый доклад сэра Френсиса М… Доктор показал себя человеком одновременно великим, скромным и осторожным. Всё дело он умудрился охарактеризовать единым словом: «Excelsior».
Старый капитан, сразу перешедший на сторону этого необыкновенного человека, немедленно потребовал, чтобы речь Фергюссона была «полностью» напечатана в «Известиях Лондонского географического общества».
Но кто же был этот доктор Фергюссон и какому делу собирался он себя посвятить?
Отец молодого Фергюссона, смелый капитан английского флота, с самого раннего возраста приучил сына к опасностям и приключениям своей профессии. Славный мальчик, по-видимому никогда не знавший, что такое страх, рано проявил живой ум, исследовательские способности и удивительную склонность к научной работе; кроме того, он обладал редким умением выходить из затруднительных
Высочайший! (
