армяка.
– Ты клещей-то из бороды вытащи, – говорили ему стрелки.
– Вот беда-то! – говорил он сам с собой. – Как на грех, потерял затески!
Надо было выяснить, каковы наши продовольственные запасы. Уходя из Загорной, мы взяли с собой хлеба по расчету на три дня. Значит, на завтра продовольствия еще хватит, но что будет, если и завтра мы не выйдем к Кокшаровке?.. На вечернем совещании решено было строго держаться восточного направления и не слушать более Паначева.
На другой день чуть свет мы были уже на ногах. В том положении, в котором мы находились, поспешность была необходима.
Пройдя километра два с половиной от бивака, мы вдруг совершенно неожиданно наткнулись на затески. Они были старые, заплывшие.
– Чьи это затески? – спросил Мерзляков.
– Китайские, – отвечал Паначев.
– Значит, и у вас в тайге есть китайцы? – спросили его казаки.
– Где их нет? – ответил старовер. – В тайге наскрозь китайцы. Куда только ни пойдешь, везде их найдешь.
Затески были наделаны часто и шли в желательном для нас направлении, поэтому мы решили идти по ним, пока возможно. Паначев потому и заблудился, что свои знаки он ставил редко. Он упустил из виду, что со временем они потускнеют и на большом расстоянии будут видны плохо.
Идя по линии затесок, мы скоро нашли соболиные ловушки. Некоторые из них были старые, другие – новые, видимо только что выстроенные. Одна ловушка преграждала дорогу. Кожевников поднял бревно и сбросил его в сторону. Под ним что-то лежало. Это оказались кости соболя. Очевидно, вскоре после того, как зверек попал в ловушку, его завалило снегом. Странно, почему китаец не осмотрел свои ловушки, перед тем как уйти из тайги. Быть может, он обходил их, но разыгравшаяся буря помешала ему дойти до крайних затесок или он заболел и не мог уже более заниматься охотой… Долго ждал пойманный соболь своего хозяина, а весной, когда стаял снег, вороны расклевали дорогого хищника, и теперь от него остались только клочки шерсти и мелкие кости. Я вспомнил Дерcу. Если бы он теперь был с нами, мы узнали бы, почему соболь остался в ловушке. Гольд, наверно, нашел бы дорогу и вывел бы нас из затруднительного положения.
К полудню мы поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около полукилометра. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а долина – глубокой ямой, дно которой терялось в тумане.
Обсудив наше положение, мы решили спуститься в долину и идти по течению воды. Восточный склон хребта был крутой, заваленный буреломом и покрытый осыпями. Пришлось спускаться зигзагами, что отняло много времени. Ручей, которого мы придерживались, скоро стал забирать на юг, тогда мы пошли целиной и пересекли еще несколько горных отрогов.
Паначев работал молча: он по-прежнему
