или драматичными не представлялись ситуации, переживаемые неискушёнными в любовных делах разносчицами, обязательно придёт ей на память аналогичный случай, произошедший с одной из бывших учениц. И за каждой назидательной историей последует проверенный житейским опытом совет, которому молодайки внимают, словно словам оракула.
В ответ на пристальное (даже с лёгким налётом мистики) внимание девушек консультантка-доброхот старается по-своему отблагодарить их: то подскажет, в каком магазине продукты подешевле, то возжелает передарить выданную на кассе вместе со сдачей дисконтную карту на одну поездку в такси: «Мне-то ехать некуда, а вам пригодится…» Но как бы убедительно старуха ни просвещала товарок относительно выгоды и удобства отлаженной системы скидок, официантки, сдерживая улыбки, упорно отказываются принять столь щедрый подарок – самим девать некуда бесполезные картонные прямоугольнички, сотнями валяющиеся в подсобке.
Так и катится день. Ещё несколько раз старуха с чашкой кипятку подходит к кассирше, получая с чеком ещё одну скидочную карту, одноразовый пакетик чая (он будет использован дважды!), сахар, конфетку за счёт заведения. Весь её рацион и состоит преимущественно из чая да даровых конфет. Впрочем, она настолько своя здесь, что персонал сквозь пальцы смотрит на то, как из-под знаменитого кардигана извлекается порой на свет божий завёрнутое в целлофан яблочко… Пусть уж старая поточит зубки, ничего страшного. Не гнать же её! Предстоит длинный рабочий день, когда может пригодиться каждая пара рук, сколь бы немощны они ни были…
Да, да, в суматошный обеденный час, когда харчевня забита до отказа, когда забегавшиеся официантки перестают справляться с грудами громоздящихся повсюду столовых приборов, престарелая активистка тоже берётся за дело: то сметёт в мусорный бак объедки, оставленные кем-то из посетителей, то соберёт на поднос использованные чашки-миски, то отнесёт к окну посудомоек несколько тарелок… Зачем?..
Старуха понимает, конечно, что слишком слаба и медлительна, что почти незаметен её вклад в общий трудовой порыв. Да ведь дело не только в желании помочь приятельницам! Беспрестанная, хотя и лишённая практического смысла, хлопотня – это её пропуск в мир энергичных, занятых, полезных для общества людей, это оправдание её теперешнего существования. Так пусть же дребезжит на весь зал грязная посуда на подносе, дрожащем в дряблых руках, обсыпанных старческой «гречкой». Пусть звякает на весь дом, на весь Арбат! Пусть грохочет неуверенной морзянкой на всю Москву, пусть разнесёт по всему свету послание одной из малых мира сего: «Я есть, я существую!»
Ежедневно отправлять в эфир свой писклявый позывной – потребность, не меньшая, чем потребность в пище и воде. Отними у старухи рождённый суетой звон бытия, и что останется? Лишь горечь былых потерь… Тогда уж лучше лечь да помереть. А помирать ей никак нельзя, ведь, пока есть она, есть и бывшие ученики,
