Пятнистый Сфинкс сгорит?
– Нет?
Комиссар, достав из кармана жевательную резинку, сунул ее в рот.
– Нет, нет и нет. Не пускайте сюда журналистов, я спокойно изучу своих жмуриков, а там посмотрим. И погасите свечи в канделябре. Кто вздумал их зажечь? Или в доме были неполадки с электричеством? Но теперь ведь все починили? Ну, так гасите, нечего рисковать и устраивать пожар!
Кто-то из помощников задул свечи. Мотылек, чьи крылышки готовы были загореться, избежал кремации.
Комиссар с сопеньем жевал резинку, осматривая квартиру в доме на улице Фазандери.
Двадцать первый век мало чем отличался от предыдущего. А вот криминология понемногу эволюционировала. Трупы стали заливать формалином и прозрачным воском, чтобы они сохраняли то самое положение, в каком их застигла смерть. Теперь сцену убийства полиция могла изучать сколько пожелает. Это куда удобнее, чем работать с начертанными мелом допотопными силуэтами на полу.
Ясности все еще никакой не было, и полицейские успели привыкнуть к несчастным жертвам, залитым прозрачным воском, лежавшим с открытыми глазами, сохраняя позы, в каких умерли.
– Кто сюда вошел первым?
– Инспектор Каюзак.
– Эмиль Каюзак? Где он? Ах, внизу! Отлично! Скажите ему, чтобы поднялся ко мне.
Молодой полицейский мялся в нерешительности.
– Господин комиссар, здесь одна журналистка из «Воскресных известий» уверяет, что…
– В чем она там уверяет? Нет! Никаких журналисток! Идите за Эмилем!
Мельес для начала обследовал вдоль и поперек гостиную, потом склонился над Себастьеном Сальта. Он едва ли не прижался носом к искаженному лицу покойника, чьи глаза почти выкатились из орбит, брови были подняты, ноздри раздуты, а рот с вывалившимся языком был широко открыт. Комиссар рассмотрел вставные зубы во рту и остатки пищи на них. Себастьен явно жевал арахис и изюм перед смертью.
Мельес повернулся к телам двух других братьев. У Пьера глаза тоже вылезли из орбит, и рот тоже был открыт. Прозрачный воск сохранил гусиную кожу у него на руках. Лицо Антуана было искажено выражением ужаса.
Комиссар достал из кармана лупу с подсветкой и принялся изучать кожу Себастьена Сальта. Волоски стояли дыбом. Кожа была покрыта пупырышками.
Перед Мельесом возникла знакомая фигура. Наверх поднялся инспектор Эмиль Каюзак, добросовестный служака, проработавший сорок лет в отделе убийств Фонтенбло. Седые виски, торчащие усы и животик. Каюзак был человеком солидным, за что его и ценили в городе. Единственное, чего ему хотелось, – так это спокойно, без лишних треволнений дотянуть до пенсии.
– Значит, ты, Эмиль, вошел сюда первым?
– Так точно.
– И что увидел?
– Да то же самое, что и ты. И сразу распорядился, чтобы трупы залили воском.
– Правильная
