американец.
Да, это был он, широкоплечий, узкобедрый, коротко стриженный, с резкими чертами обветренного лица, с неторопливыми уверенными движениями. Да, это был он, волшебный снайпер Ринго Кид из фильма «Дилижанс», замечательный Ринго Кид моей далекой юности, убивший сразу трех бандитов, трех братьев Пальмер, и спасший всех, кого еще можно было спасти.
А он-то как здесь оказался, мой Ринго Кид, что ему-то здесь понадобилось в это неладное утро?
Он положил на пол свой вещмешок и сел прямо за моей спиной и иногда, покачиваясь, касался своими лопатками моих лопаток.
– Как самочувствие? – спросил кто-то из его товарищей.
– Башка болит, – ответил Ринго.
– Пива?
– Конечно.
Им принесли пива, и они погрузились в молчание.
За стеклом в чрево «глобмастера» въезжали открытые машины с ранеными. Маячили подтянутые загипсованные конечности, головы, как белые шары. Стонов не было слышно.
Ринго Кид молча пил пиво с тремя братьями Пальмер.
Я встал и направился к стойке, по дороге обернулся, пытаясь поймать его взгляд. Ринго Кид взглянул на меня безучастно, как будто не знал, что я смотрел «Дилижанс» десять или двенадцать раз, отвернулся, перекинул ногу на ногу, закурил.
Кто-то подошел, встал со мной рядом. Я покосился и сразу узнал его, другого моего знакомого, громоздкого, добродушно-хмельного: слегка отвисшее пузо, отвисшие щеки, мужчина в соку, жесткие волосы из-под майки, на обезьяньих лапах синие буковки «never forget», – чистягу парня, невинного слугу истории, да, это он.
Да, это он, я помню, тащил за собой связанных по горло одной проволокой троих пленных. Самый удобный способ конвоирования пленных: одну проволоку обматывают вокруг трех худеньких горл и тащат их за собой, благо мускулы позволяют.
Да, это он, я помню, лет двадцать пять назад тащил на спине нетяжелый мешок с банками газа. Грубое сукно плотно облегало его ляжки, китель был чуть расстегнут, он фыркал от полного физиологического удовлетворения.
Да, это он, я помню, на Украине в восемнадцатом году, в наброшенном на покатые плечи нагольном тулупе ковырял в носу, стоя у фанерной перегородки, за которой слышался непрерывный, но тихий человеческий стон… в маленьком домике с тремя белыми колоннами, почти патриархальном… Да, это он…
И дальше, и дальше: тридцатилетняя война… Отбившаяся от войска шайка мародеров, хоронясь за сливовыми деревьями, ночью, как псы, – в маленький городок…
Сейчас он хмыкал, кряхтел, отплевывался, потом запел:
Однажды на опушке
в тени высоких скал
Красивую бабешку
Волчишка повстречал…
Мне надо лететь, подумал я, в данный момент я защищенный международными правилами транзитный пассажир, меня ждут в квартале Синдзюко, мне надо лететь,
