бака и яхтсмена, напряженно подался вперед, ожидая оглашения результата. Его выразительные темно-карие глаза, окруженные поразительно длинными густыми ресницами, ярко сверкали. Он был неподдельно взволнован и даже не пытался маскировать этого.
Шанталь Тюренн накрыла ладонь Клода своей изящной хрупкой рукой. Ее молочно-белая кожа выразительно контрастировала со жгучим загаром самого Дешанеля.
– Ты уже победил здесь, Клод – я в этом ни капли не сомневаюсь. Единственный, кто выйдет отсюда триумфатором – это ты.
– Почему ты так в этом уверена? – прошептал Дешанель.
Лицо Шанталь осветила непобедимая радостная улыбка:
– Ведь я же – твоя модель!
Клод Дешанель взволнованно сжал ей руку. Да, это было действительно так – пять лет назад Шанталь стала не только его любовницей, но и моделью. Пожертвовав своей удачно начавшейся карьерой актрисы ради его творчества, она постоянно приносила ему удачу. Во внешности этой бесконечно изящной, поразительно грациозной блондинки с длинными, доходящими чуть ли не до пояса волосами было что-то такое, что неизменно вдохновляло Клода, позволяя ему одерживать все новые творческие победы, и заставляло зрителей в восхищении замирать перед его произведениями. В красоте Шанталь была какая-то особая, ни с чем не сравнимая магия, которая словно исподволь воздействовала на резец скульптора, позволяя ему высекать из глыбы мрамора совершенные, заметно превосходящие любые другие произведения. Раньше, до встречи с Шанталь, Клод был обычным скульптором – пусть и весьма даровитым, но все же лишь одним из многих. После же того, как она стала его моделью, о нем заговорили как о выдающемся мастере. Одним из результатов такого признания и стало его участие в финале этого престижного конкурса.
– Да, Шанталь, – выдохнул Клод Дешанель и заглянул в ее бездонные серо-голубые глаза, – ты – моя модель и мой главный талисман. И я надеюсь, что мне повезет и на этот раз.
Глаза женщины затуманились, точно в преддверии кульминационного момента интимной близости.
– Так и будет, Клод. Я это предчувствую.
Член французской Академии Жан-Батист Кондорсе, носивший уникальное звание «бессмертного», не присуждавшееся больше никому, кроме членов этого основанного кардиналом Ришелье высшего института французской культуры, поднялся с места. Пронзительные глаза Кондорсе сверкали из-под его кустистых бровей. Пристально посмотрев на присутствующих, он пророкотал густым басом, от которого задрожали хрустальные подвески на люстре:
– Двенадцать часов. Пора огласить итоги конкурса.
Он повернулся к серебряному блюду, на котором горкой высились запечатанные конверты с мнением членов жюри. Последний, тридцать первый конверт был положен сюда всего три минуты назад.
Жан-Батист Кондорсе разорвал конверты и, выложив на стол запечатанные в них карточки с решениями членов жюри конкурса, быстро рассортировал их на две стопки. При этом одна стопка поднялась заметно выше другой. Сердце 40-летнего скульптора Клода Дешанеля замерло. «Интересно, в какой я стопке?» – подумал он.
– Решением членов жюри конкурса победила скульптура Гленна Мак-Дональда, США. Именно она будет украшать фронтон нового морского вокзала Марселя. Благодарю вас за внимание, дамы и господа.
Клод Дешанель был не в силах произнести ни слова и неподвижно застыл, оглушенный неудачей. Наконец-то он узнал, в какой стопке лежала карточка с его именем.
Шанталь Тюренн окинула его уничтожающим взглядом. Этот взгляд мог бы прожечь и гранитный валун.
– Я так и знала, что ты – прирожденный неудачник! – прошипела она.
Клод Дешанель похолодел. От неожиданности его загорелое лицо даже побледнело. В глазах его спутницы застыло столько неприкрытой злобы, что ему стало просто не по себе. Почему она так смотрела на него? Неужели она считает, что он специально проиграл этот конкурс?
– Шанталь, – неловко произнес он, – я хочу сказать тебе…
– Я не желаю с тобой даже разговаривать! – отрезала она и отвернулась.
Рыбный ресторан «Корниш» заслуженно считался одним из главных достопримечательностей Марселя. Во всех гастрономических справочниках указывалось, что здесь подается лучшая рыба во всем Средиземноморье, и те, кому посчастливилось побывать тут, сразу убеждались, что это – воистину так.
– Я согласился встретиться с тобой по двум причинам, – заметил Жан-Батист Кондорсе, расправляясь с сочным лобстером. – Во-первых, потому, что ты – мой друг. Во-вторых, потому, что ты пригласил меня в этот ресторан и умудрился зарезервировать столик в самый разгар туристического сезона. Мне известно, что это практически невозможно, почти невероятно. Ты, должно быть, точно знал, что перед едой, которая подается здесь, я не могу устоять? Не буду скрывать, это – так.
