шёлка лежал тут же, на столе, куда я его в сердцах швырнул по приходу на кухню, и весёлый утренний бриз ласково теребил свисавший со стола край ткани. Я бездумно смотрел на мягкие переливы шёлка, и вдруг вновь почувствовал это. Это было странное чувство, словно на глади реки кто-то тонким прутиком только что написал свою тайную мысль. Водная гладь безмятежна, но ещё хранит на себе след чужой тайны… Я подошел к столу и прочитал. Это была та же самая мысль, которую я прочитал несколько дней назад, с раскалывающейся от похмелья головой, сидя на полу своей воронежской квартиры. Только на этот раз выраженная более четко, ясно и убедительно. Дышать стало тяжело, на лбу выступили капли ледяного пота. Я дрожащей рукой поставил чашку с чаем на стол и медленно сполз на холодный кафель.
Легкий шорох резко выдернул меня в реальность. Я дернулся, больно ударился затылком о ножку стола и вспрыгнул на ноги. Ох, Алекс, нервы тебе лечить надо, причем срочно, пока голова цела… Это была Тай, ещё до конца не проснувшаяся, завернутая в складки чего-то карамельно-молочно-жемчужного и оттого похожая на старинную китайскую куколку.
– Ляо-Ша, с тобой всё в порядке? – она зевнула. – Ты что, совсем не спал?
– Да… так и не смог заснуть, – пробормотал я, поспешно собираясь с мыслями. – После ночи с тобой…
Она подошла к столу, мельком взглянула на развернутый лоскут:
– А, понятно, чем занимался… И что ты нашел в этом профессоре Линге?
– Ничего особенного. Всё, что мне было нужно, я уже нашел.
Я присел на краешек стола, обхватил её за талию, притянул, прижал к себе, что есть силы. Ощутил её тёплое дыхание где-то между своим плечом и ухом, прикоснулся губами к её волосам, пахнувшим мною, и прошептал:
– Мне с тобой было очень-очень хорошо… ты меня слышишь?.. Спасибо тебе…
И, уже выскользнув от неё неверным предательским змеем, у самого порога извиняющимся голосом пробормотал:
– Тай, солнышко, мне нужно идти, хорошо? Я постараюсь тебе позвонить…
И выскочил за дверь.
Не люблю… ненавижу подобные сцены! И ненавижу себя за то, что вынужден их разыгрывать! И такие отношения тоже ненавижу! Ради чего всё это?! Ради каких там ещё высших целей, которые, как известно, никогда и ничего не способны оправдать?
И… и как же всегда невыносимо больно рвать тонкие ниточки-паутинки, которые протягиваются между людьми иногда годами, а иногда сразу же, за одно мгновение, стоит лишь сказать первое «Привет!»…
Несмотря на очень раннее утро, старомодный и трудолюбивый паромчик «Стар Фэрри» уже деловито пыхтел у причала. Я зашел на нижнюю зеленую палубу, где на неудобных деревянных скамьях дремало с десяток местных жителей. Гавань была подернута нежной утренней дымкой. Противоположный берег сонно щерился зубьями небоскребов, местами уцелевших и отливавших сизоватым блеском зеркальных стен, но большей частью полуобрушенных,
