набрасывается на Гутмана. – Бэрэлэ! Опусти брови! С твоим выражением лица только на похороны. А тут, я чувствую, пахнет свадьбой!
Гороховский переводит взгляд на оторопевшего деда Грицька, которого он ещё продолжает держать за лацканы пиджака. Говорит ему на ломаном русском языке:
– Вы, конечно, понимаете…
– Нет! Я не понимаю! – испуганно кричит дед Грицько. – Я ничего не понимаю!
– Нет! Понимаете!
– Нет! Нет! Не понимаю!
– А я уверен, понимаете… – он показывает на лопату и рукавицы в руках деда, – …что нам сегодня вечером нужны будут вот эти вещи.
– А! – вздыхает с облегчением дед Грицько.
– И если можно этот… Железо… Палка…
– Лом?
– О! Лом! И очень прошу об одолжении! – шепчет Гороховский. – Чтобы это был секрет между нами. И ваши начальники и мистер полицейский… Ни-ни! Мы в долгу не останемся.
Милиционер в свой мощный бинокль видит всё.
Гороховский взглядом полководца окидывает площадку возле птицефермы. Поднимает палец вверх и опять на идиш:
– А-а-а! Чтобы были здоровы наши дети! – Он добрый. Поэтому поворачивается к деду Грицьку и на русском языке желает ему того же: – И ваши дети тоже чтобы были здоровы! Имеете детей?
– Внучка! Маргарита. Рита.
– Ну и пусть она будет вам здорова! И счастлива! – снова на идиш Гутману: – Ты мне, Бэрэлэ, говоришь… Сегодня же! Ночью! Только уже пусть эти куры будут спать!
Хасиды идут с холма вниз в село. Дед Грицько, озадаченный услышанным, смотрит им вслед.
Дед Грицько подкатывает к гостинице на своей телеге. С ним его жена баба Парася. Он привязывает лошадь у крыльца. Торопливо стаскивает ящик с помидорами и заносит его в гостиницу. За ним его жена Парася несёт лом и метлу.
Они заходят в комнату, где остановились хасиды.
– Вот, дорогие гости! – воодушевлённо говорит дед Грицько. – Помидоры с моего огорода! Лучше нигде не найдёте. А вот это – новая метелка. Вам сподручнее будет. А это – фо-о-онарь. Пригодится. – Он с обожанием выдыхает: – Реб Гороховский! Реб Гутман! Уважаю!
Выбегает. За ним жена баба Парася.
Дед Грицько сбегает с крыльца. За ним бабка Парася. Они пересекают улицу и забегают в помещение почты.
Дед Грицько кричит с порога начальнице почты, она же единственный почтовый работник:
– А ну-ка! По срочному тарифу Киев! Прямо директору училища. Пусть позовут Ритку к телефону.
Пока идет соединение, он нервно бегает по комнате.
– Дед, а эти, что приехали, – спрашивает девушка – начальница почты, – в чёрных шляпах. Евреи…
