чтобы изолировать их от «нормальных людей» (для бедных подростков), выделить место, где продержать их, пока они не достигнут возраста, достаточного для получения тюремного срока. Именно в тюрьму большинство из ребят и собиралось и, казалось, все профессионалы, трудящиеся на этом поприще, об этом знали, просто не говорили об этом вслух. Я не мог работать с этими людьми и молчать. Я подошел к руководителю программы по работе с самыми проблемными из этих бедных ребят и сделал ему предложение. Я сказал: «Ваша программа – полное дерьмо. Я могу построить настоящую программу, если вы в этом заинтересованы. Но мне нужен будет полный контроль в течение трех лет». Он сказал, что подумает об этом. Он позвонил мне через неделю и спросил, когда я готов начать. Теперь я должен был «отвечать за свои слова».
Следующие три с лишним года я управлял Мета Институтом в Оклахоме, проводил время с сыном, посещая его гонки, создавал и вел две программы по реабилитации наркозависимых (одну для подростков, другую для взрослых) в городе Оклахома, штат Оклахома.
Я нанял отличных профессионалов, и мы создали модель, основанную на принципах НЛП, общих семейных систем, гештальта, бизнеса и лучших навыках «терапевтического сообщества», которые я изучал. На третий год нашей работы мы («Дом Жизни») были выбраны исследовательской командой правительства США (национальная программа называлась «Молодежь в зоне риска») как лучшая лечебная программа для молодежи в Америке. Показатель успеха лучших программ, которые я видел до нашего «Дома», составлял менее 1 % (при честном подсчете). В большинстве случаев считать вообще было нечего, и я знал почему. Мы же хотели достичь показателя в 75 % (никто никогда по достоверным источникам не превышал 10 %), но в течение четырех лет, которые я вел программу, мы так и не достигли желаемого уровня. В конце четвертого года мы немногим превысили 60 %, используя строжайшие критерии, которые я когда-либо видел в подобных программах. Я оставил программу в Оклахоме в 1988 году. Программа просуществовала еще несколько лет, но затем медленно вернулась в то состояние, в котором она и была, когда я принял руководство (270 клиентов и никаких позитивных результатов). Сегодня эта программа в Оклахоме не существует. Я до сих пор общаюсь со многими выпускниками той нашей программы в Фейсбуке. Эти ребята навсегда стали «моими».
В 1987 году, когда я жил в Оклахоме, мне позвонила моя знакомая из Калифорнии. Она сказала, что у нее гостят несколько российских психологов, трое из которых хотели бы со мной встретиться. Их интересовала моя деятельность, а также мои знания в области гештальта, НЛП и лечения наркозависимых. Она сказала, что я единственный из ее знакомых, кто знал эти три темы на профессиональном уровне, и спросила, смогу ли я принять троих россиян.
Конечно, я мог. И уже на следующий день я встретил первых в моей жизни русских в аэропорту Оклахомы. Они планировали нанести трехдневный визит, но пробыли в Оклахоме три недели. Мы отлично проводили время. Я показал
