металлургами, ни с нашими литейщиками.
Садясь в вагон с дорожной сумкой и «дипломатом», я вдруг отчетливо вспомнил тревожные Наташкины глаза и понял, что она мне не поверила.
В поезде мне не удалось сосредоточиться, хотя я сразу попытался уединиться на верхней полке. Как только отшуршали полиэтиленовые кулечки, и мои попутчики съели по куриной ножке, по яйцу вкрутую и по желто-синей помидорке фирмы «Лето», один из них, немолодой дядька – монтажник высочайшего класса, всю жизнь в командировках, женат, трое детишек, все необыкновенно умные и здоровые, беспартийный, да, а вот в комсомол пришлось вступить, был грех, всех тогда загоняли, а курицу его благоверная еще вот так готовит – закончив необязательную исповедь, резво скакнул наверх, чтобы поведать мне лично о своей трудной, но интересной работе.
Одновременно с ним говорила бабулька с загипсованной рукой, сидевшая внизу – ездила к дочке, такие цены, но купить сейчас можно все, дочка работает, а зять пьет, но внуки необыкновенно умные, поскользнулась и упала, иногда вот здесь мозжит, а иногда вот здесь вступает.
Третья пассажирка изредка поддакивала – да, тоже падала, и тоже мозжило, но не вступало – но, в основном, нешумно ела и глядела в окно.
Я несколько раз выходил курить, монтажник следовал за мной, стрелял сигареты и предлагал раздавить пол-литра за знакомство. Потом он куда-то запропастился и раздавил-таки, потому что вернулся очень пьяный, но не вредный.
У бабули перед сном вступило, она тихонечко и виновато охала. Мы с другой женщиной стали совещаться, чем ей помочь, но монтажник заявил, что ничего не надо, он сам весь переломанный, потому что падал с высоты сотни раз все по той же причине: высокой квалификации. Он подоткнул под бабулю свою подушку и одеяло, зафиксировал ее в полусидячем положении и положил загипсованную руку на стол.
От руки, действительно, отступило, и купе, наконец-то, погасло, заворочалось и затихло.
Но ненадолго. Ночью монтажник свалился с полки прямо на бабкину руку, одиноко торчавшую на столе. Был страшный грохот и крик: «Ой, убили!», и утешительные хлопоты до самого утра. Я хотел сходить к проводникам за анальгином, но бабуля отказалась наотрез, потому что никому уже больше не верит, а, особенно, Ельцину, чтоб ему поддыбало, и продолжала стонать. Я же снова и снова порывался сходить за анальгином, за льдом, за доктором и, наконец, за топором.
Примерно так же прошло еще двое суток с небольшими вариациями в темах и предложениях раздавить, и в Челябинске мы довольно легко расстались. Женщинам предстояли встречи, монтажнику – новые падения, а мне – двухчасовое ожидание электрички до Краснореченска и трехчасовая поездка.
В электричке я все же прикинул план первоначальных действий. Я хорошо помнил обратный адрес на надписанном Танечкой конверте, поэтому решил навестить экспроприированную квартиру и осмотреться. Где находится сама тетка Саша, можно будет выяснить в милиции и попытаться встретиться
