ится ни один клочок небосвода, ни один василек, и утонула. Так глубоко погрузилась, что когда поняла во что, вылилась моя первая влюбленность, – испугалась. Да и разве могла знать, как жизнь повернет дальше? Разве думала о последствиях? Я просто хотела быть с ним, быть его…
Запершись в ванной комнате перевожу дыхание. Трудно в этом признаться даже самой себе, не говоря о том, чтобы кому-то. Но я должна сказать ему … Потому что он станет отцом нашего ребенка. Убеждаю себя, что все будет хорошо, мы же встречаемся уже полтора года, и мне не семнадцать, а уже двадцать. Матвей будет радоваться. Должен радоваться. Не то, чтобы мы планировали беременность, тем более сейчас учимся в университете, потому-то и не до этого. Но можно взять академку… Придумать что-то. Для многих пар с подобными ситуациями это не проблема, и для нас не станет. Мы с Матвеем любим друг друга. Сильно. Настолько, что каждый раз когда я с ним, чувствую, как душа пылает страстной любовью и желанием к нему. Мне никто не нужен. Только он – мой синеглазый парень. И… Видимо скоро – жених.
Так я тогда думала… Мечтала об этом… Но, оказывается разочарование, бьет сильнее всего…
– Алинка, ты еще долго? – Матвей стучит в дверь ванной комнаты, пока рассматриваю себя в зеркале. Темные волосы, коричневый взгляд, нос с горбинкой и три родинки на левой щеке. Говорят, если они есть, то человек будет счастливым.
– Минутку. – восклицаю и несколько раз набираю в грудь воздуха. Поправляю прическу, цепляю на лицо улыбку и выхожу в коридор квартиры любимого. – Я хочу тебе кое-что сказать. – перехожу к делу.
– Что же? – заинтересованно спрашивает и прижимает к себе. А я опять любуюсь светлыми волосами и синим взглядом, который, вероятно никогда меня не отпустит. – Потому что мы опоздаем на сеанс кино.
– Это не займет много времени. – шепчу, втягивая носом его аромат свежего цитруса. – Я беременна, Матвей. У нас будет ребенок.
Короткая секунда тянется целую вечность. Он молчит. Только под ухом слышу, как его сердце ускоряет ритм, начинает неистовствовать в груди. От страха или счастья?
– Как это – беременна? – шепчет, отстраняясь и заглядывая в глаза.
– Просто. – смущенно улыбаюсь. – Секс без защиты обычно этим и заканчивается.
А потом я вижу в его глазах тоннель ненависти, ледяной холод, пустоту. Он не рад. Лицо становится похожим на маску из какого-то венецианского карнавала, когда на ней замирает только одна эмоция. Губы же кривятся в разочаровании и злобе.
– Ты не рад? – шепотом спрашиваю.
– Алина, ты понимаешь, что ребенок – крах всего? Никаких тебе заграниц, работы … Вечные памперсы и бигуди на голове. – Жестоко говорит. – Я не хочу этого. И жениться не хочу. Мне двадцать один, а не тридцать. Я не готов !!!
Его слова бьют прямо в сердце. Сильно. Больно. Разрывают сосуды и оставляют истекать кровью. Мне обидно. Так обидно, что все, чего хочу, упасть на пол и залиться горькими слезами.
– Я не прошу жениться, но мы же встреч…
– Нет !! Даже не продолжай! – рявкает. – Делай аборт!
– Но, Матвей! Это же наш ребенок. Разве ты не любишь меня?
Делаю шаг к нему в надежде, что поймет, одумается, и скажет, что любит, и все будет хорошо. Но он отступает. С ненавистью смотрит на еще плоский живот и, поднимает глаза на меня.
– Не знаю чей это там ребенок, но я сейчас не собираюсь заводить семью. Делай аборт. И, думаю нам стоит расстаться. – Он открывает входную дверь и прямо указывает, чтобы убиралась из его квартиры.
– Матвей …– шепчу. – Умоляю.... Все…
– Просто уходи! – Ледяным голосом. – И чтобы я тебя никогда не видел. Слышишь? Только попробуй подать на алименты! Может это вообще не мой ребенок ?!
– Ладно! – Опускаю голову. – Прощай.
Так я ушла из его жизни. Оставила Матвея в прошлом …
Влюблялись ли вы когда-нибудь безнадежно? Так, как я в него? Так, чтобы сердце разрывалось, а душу рвало на куски при одной мысли о нем? Бывало такое, чтобы там, в середине, пылало от боли настолько сильно, что хотелось сдохнуть? Именно сдохнуть, не умереть. Именно с таким чувством я уходила тогда от Матвея. Я, как сумасшедшая, хотела поговорить с ним снова, не для того, чтобы облегчить жизнь, а для того, чтобы приумножить боль. Правда, после этого я знала, что увидеть его, даже краем глаза, будет значить лишь получение нового всплеска боли и разочарования.
Я вспоминала Матвея каждую ночь. Каждую проклятую ночь, в которой любила и ненавидела его одновременно, вспоминала положив руки на живот, в котором рос наш сын. Думала о Матвее. Ненавидела себя, что боль росла. Любила
