юзорного, религиозно-идеалистического, фидеистического предписания, нет субъективно-эгоистического, основанного на страхе стремления «жить во что бы то ни стало», унижаться перед вымышленными фантомами «царствия небесного», целовать руки «святым отцам», наслаждающимся дарами земного «греховного мира» и не торопящимся в «сады райские»…
Но это, скажу так, в теории, научно-материалистической философии, в нашем рациональном сознании, в рассудочном мышлении. Когда смерть поражает самого родного, любимого человека – происходит взрыв – в действие вступают чувства, эмоции. В подобных ситуациях неизбежно проявляется эмоционально-психическая реактивность человека. (Не случайно само понятие «эмоция» – лат. «emore» – означает возбуждать, волновать, потрясать.) Психологи выделяют несколько видов эмоций: аффекты, страсти, настроения, чувства, наконец, стресс. Я не психолог, и мои рассуждения могут посчитаться дилетантскими, невежественными. Впрочем, я и не претендую на их безошибочность, а как человек, отдавший профессиональному общению с людьми в течение полвека, к тому же проживший 85 лет, смею думать следующее. В рациональном и эмоциональном восприятии людьми действительности, в их практическом проявлении существует абсолютно неразрывная связь, одно не может существовать без другого, они – это и есть мир человека, сам человек в многообразии своих проявлений. Он – живая, деятельная система, познающая и отражающая реальную действительность, в ней, по Канту, «всякое наше знание» начинается «с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме»…
Я хорошо знаю из жизни, из собственной практики, как чувства, эмоции могут на какое-то время захлестнуть разум, и последствия не проследуют мимо… У всех людей, в зависимости от их индивидуальных качеств и особенностей характера, жизненного практического опыта, зрелости социальных связей, уровня образования и в целом культуры, эмоциональная реактивность проявляется по-разному. Я – человек эмоциональный, увы, носитель взрывного характера, который приносил и до сих пор приносит мне немало вреда. Много раз сожалел о том, что не сдержал себя, не взял «в руки». Верно говорится: «характер – это судьба». В молодости и в более зрелые годы умел владеть собой, сказывалось воспитание в семье и, конечно, серьезная общественно-политическая практика, а позднее и преподавательская работа в институте. Но в годы преступной криминально-капиталистической контрреволюции, уничтожившей Советский Союз, разгромившей КПСС, к власти пришли самые низменные, аморальные негодяи. Они стали крушить всё, что было создано за семьдесят лет народом ценой невероятных лишений, страданий, жертв, захватчики куражились над памятью павших в годы Великой социалистической революции, Великой Отечественной войны, стали плясать на гробах народных героев, обзывать советских людей самыми грязными ругательствами. Рассудок не мог выразить страшного погрома Советской страны, мы еще помнили фашистское нашествие, тогда чувства, эмоции захлестывали не меня одного, а огромное число людей. Не выдержав гибели СССР, многие шли на крайние поступки, это уже в наше время.
Защитник Брестской крепости из Татарии приехал в Белоруссию и на камнях цитадели покончил жизнь самоубийством. Свела счеты с жизнью поэтесса Юлия Друнина, написав предсмертные строчки: «Не могу, не хочу смотреть, как летит под откос страна…». Шахтер из Кемерово в газете «Завтра» исповедовался: «Я – шахтер, – 27 лет проработал горнорабочим в лаве. Меня два раза полузадохшегося вытаскивали из-под завала горной породы. Это к тому, что человек я далеко не сентиментальный. Довести до слез и напугать меня невозможно. … Я прошу… прощения за совершенное предательство. Дело в том, что в 1990 году у себя на шахте, я был ярым, непримиримым забастовщиком. В стачечном комитете мне поручили «посадить» все шахты нашего куста. И я, урод, мотался по предприятиям, уговаривая поддержать нас. И очень в этом преуспел. Вот уже 15 лет я задаю себе один и тот же вопрос: зачем я это сделал? И не нахожу вразумительного ответа. Родился и вырос я в шахтерском поселке. Я любил свою работу. Я любил свою шахту. Несказанно гордился и любил свою Родину, Советский Союз. И получается так, что я своими руками убил его. А это все равно, что задушить свою мать и отца. Если тогда, в девяностом, случилось бы чудо, и Бог показал мне, к чему это все приведет, я бы ушел в непроветриваемую выработку и задохнулся там».
Своеобразным реквиемом звучат стихи кубанского поэта Николая Зиновьева.
У карты бывшего Союза
С обвальным грохотом в груди
Стою, не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей,
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей…
Для меня уничтожение Советского Союза стало личной трагедией, как гибель отца на Курской дуге, как смерть матери, отдавшей жизнь за победу в страшной войне. Всё, о чем я писал в эти годы, было пронизано невероятным страданием, болью за Родину и ненавистью к врагам Социалистического Отечества. Излишне говорить, что мои статьи и книги были наполнены чувствами, эмоциями,
