Пётр Пантелеевич мог продержать нас в строю с полчаса и даже дольше. Пока его самого не поджимал распорядок дня. Чаще всего, это становилось замаскированным, но заслуженным наказанием. Мы, разумеется, не радовались, но и не возмущались. Такое случалось, если нас, как полагал Титов, следовало слегка повоспитывать нравоучениями, что-то объяснить, от чего-то предостеречь, что-то вдавить в наше путаное представление о действительности. Например, в связи с чьим-либо вызывающим проступком. Но и тогда Пётр Пантелеевич выражал своё резкое отношение, даже возмущение и презрение, лишь к самому проступку, но не допускал оскорблений и унижений личности виновного.
А каждый из нас, разумеется, примерял всё сказанное на себя, и был уверен, что Пётр Пантелеевич говорит не о нём. «Пётр Пантелеевич лишь предупреждает, чтобы и я такое же не сотворил! Он не перестаёт меня уважать! Он верит мне!» – думали мы. И не ошибались. Он верил, что мы берём с него правильный пример. Верил и доверял, не опекая. Опека ведь всегда подсекает самостоятельность.
Меня весьма интересует, потому я часто задаю себе один и тот же вопрос: «Откуда у Пётра Пантелеевича и наших командиров взводов было столько мудрости? Они ведь были всего на несколько лет старше нас».
К третьему, к четвёртому и, тем более, к пятому курсу училище вложило в нас целый океан общественных, инженерных, специальных и военных знаний. Под их воздействием мы действительно выросли. И во многом обошли своих командиров.
Пусть нам еще не вручали дипломы инженеров, но, по своей сути, мы уже стали инженерами, а вот наш Пётр Пантелеевич и командиры взводов так и остались со средним военным образованием.
Формально они сильно от нас отстали. Они и сами это понимали. Понимали это и мы. Тем не менее, их авторитет в наших глазах ничуть не снижался. Мы их по-прежнему уважали не за звёздочки на погонах и должности, а за их роль в нашей жизни и за то, как они ее исполняли.
Уже много-много лет потом мы вспоминали наших первых командиров только добрыми словами! Было за что!
Вот дополнительный штрих к портрету Петра Пантелеевича.
Моя милая супруга всегда удивлялась и никогда не могла понять, почему мне, профессиональному военному, целому полковнику, всегда предельно не нравилась строевая подготовка. Я действительно к ней относился критически и, осознанно починяясь требованиям службы, тихо ее ненавидел.
И всегда считал, что природа напрасно наградила головным мозгом людей, марширующих под бравурные марши – для такого занятия достаточно и спинного! Это кто-то из великих подметил, прямо мне в унисон.
Я люто ненавидел тупость строевой подготовки ещё до той поры, когда узнал мнение на ее счёт Фридриха Энгельса. А у него, между прочим, был великолепный военный опыт! Так вот, Энгельс с присущей ему безупречной логикой сделал когда-то своевременный и гениальный вывод: «С появлением автоматического огнестрельного оружия строй для армии утратил своё значение!»
Насколько
