же сказал: это не наше дело.
– Все дело в том, что они борзые и могут нам все испортить, путаясь под ногами и качая права. Один из них забил мне сегодня стрелку и уже ждёт.
– Блин! Чёртовы бордельтерьеры! Не знают, на кого голос повышают. Значит так, до часа Х – 8 дней. Решай проблему с этими торговцами как знаешь. Даю тебе полную свободу действий, но чтобы никаких осложнений не возникло. Ясно?
– Более чем.
– Удачи. До связи.
***
Пока готовилось второе, Гершвин вышел покурить. И сразу увидел Ольминского, вольготно развалившегося у фонтана.
– Да, аванс вам перевёл, – говорил парень, закинув ноги на бортик фонтана и почти лёжа на спинке скамейки. – С понедельника запускайте ремонт. В самом деле? Значит, подрядите атеистов, которые не смущаются, работая в Страстную неделю. Мне нужно здание, готовое к эксплуатации, к 1 июня. Я оплачиваю у вас срочную работу не затем, чтобы вы сначала эту неделю байду гоняли и на майские праздники десять дней прохлаждались. Или первого июня вы покажете мне приведённое в полный порядок здание, или неустойку вычту по полной. Я сказал, вы услышали и поняли!
– Однако! – громко сказал Гершвин, выпустив клуб дыма и сел на соседнюю скамейку. – Неплохо же зарабатывают офисные клерки – и особняки покупают, и за срочный ремонт прорабу платят!
– Не имею чести быть с вами знакомым, – огрызнулся Ольминский, – и мои дела вас не касаются, – он встал, но Наум загородил ему дорогу:
– Короткая же у вас память. Не далее как в марте мы очень часто виделись в зале Центрального городского суда в Питере на процессе по делу вашего начальника, Стефана Вильского. Заставил же я вас попотеть на свидетельском месте, особенно на перекрёстном допросе. Разве вы забыли?
– Послушайте, уважаемый, – повысил голос Ольминский и беспокойно зарыскал глазами по сторонам, – даже если вы выпили лишку за обедом, надо же держать себя в руках. Что вы себе позволяете?! А ещё приличный человек!
– Я ещё себе ничего не позволил, утырок, – процедил Гершвин, пряча могучие кулаки в карманы куртки, – и не позволю потому, что прекрасно понял, почему ты сейчас орёшь на все озеро. Со мной этот номер не пройдёт, я тебе не Вильский и на провокации не ведусь. Но ты ещё за ложь под присягой ответишь. Встретимся в суде! И попадёшь ты не в свой отремонтированный дом, а в барак где-нибудь в Лабытнанга. Уж я тебе устрою тута путевочку за госсчет!
У площадки остановились две официантки; из кафе выглянул привлечённый громкими голосами бармен. Две пожилые дамы, не спеша гуляющие в розарии, укоризненно покосились на мужчин, поджали губы и удалились.
– Ещё встретимся, п…р, – пригрозил Наум. – Мало тебе не покажется!
– Весеннее обострение началось, или белочку поймал! – сообщил зрителям Ольминский, торопливо удаляясь от фонтана. И на аллее, ведущей к ресторану, чуть не сбил с ног Виктора Морского, вышедшего из беседки с телефоном в руках.
– Смотрите, куда идёте! – бизнесмен едва не выронил телефон. И остановился, присмотревшись.
– Вот так встреча! Ну что,
