послушай маму хоть раз. Обещай присмотреться хоть к каким-то особам.
– Хорошо. Буду смотреть в оба. Я тебя целую. Сажусь в такси, мне нужно просмотреть документы, пока я еду на встречу. Обещаю, ты будешь первая, кто узнает, если я что-либо разгляжу.
– Хорошо, мой мальчик. Пойду, сварю суп в честь этого события. Люблю тебя.
Мама у него особенно прекрасна, она настоящая женщина, которая может одеть что угодно, есть что угодно, поступать, как знает, да что там – она даже может думать, как хочет. Роскошь, не иначе. Она никогда не навязывала ему ничего. Он был единственным сыном. И ей сразу же удалось выстроить с ним отношения так, чтобы лишь наблюдать за его движениями, шагами, решениями. Он любил её безумно. Она его этому научила. Любви и поддержке. И отменному чувству юмора. Кто-кто, а он был свободен от любых границ, от того, что ей хотелось в нём видеть, от всех ожиданий она просто его заслонила, и прежде всего от своих.
Она была его другом, который знал всё. При этом ей как-то удалось вырастить его так, что он стал свободен от неё. Зависимости не случилось. Сформировалась невероятная связь, о которой можно только мечтать.
Подъехав к особняку, Патрик неторопливо вышел, расплатившись с таксистом. Машина подняла в воздух пыль от крошки на дороге. На нём был тёмно-синий костюм, тройка, в тончайшую охристую клетку, под жилеткой на достаточно рельефном теле красовалась рубашка в тон рисунку. Пиджак в руке, дорожная сумка МСМ, никаких клише он не признавал, лишь то, что нравилось ему. Безупречные туфли завершали всегда продуманный наспех образ. Не сказать, что бы он был педантичный в подборе одежды, но ему нравилось обезоруживать не только улыбкой, но и всем своим видом в целом.
Все знали, что Патрик в бюро, по одному запаху, дорогому сладко-древесному, едва уловимому, но сшибающему наповал своим шлейфом, аромату.
«Ну что ж, давай поглядим, кто же мешает мне, наконец, сдать этот объект, ради которого мне пришлось уезжать с выставки и мчать на согласование мрамора на полу. Я даже очень хочу увидеть того, кому пришло в голову положить мрамор в гостиной», – мысленно чертыхался он, увидев открытую дверь и входя в дом.
Первое, на что он обратил внимание, войдя, как чёрт его возьми великолепно смотрелся белый мрамор. И вообще всё вокруг было такое белое-белое, но глаза не слепило, что оказалось удивительным. Он не интересовался частными заказами, ему хватало работы над большими проектами, но этот шёл из рук вон плохо, и потребовалось вмешаться. Заказчику не нравилось буквально всё, допуски в работе не устраивали, он хотел, чтобы всё было безупречно.
Ему навстречу вышла Она. Красные туфли на шпильке, белый костюм, точно повторяющий все изгибы её тела, её плавно двигающихся бёдер, жакет был не классическим, а со спущенными плечами и декольте. Волосы как смоль в крупных локонах, идеально лежали на слегка оголённых плечах, алые губы и зелёные глаза в форме миндаля, вытянутые как у красивейшей египетской богини. Она была невысокой, но идеально сложенной.
Честно. Патрик обомлел. А когда она заговорила томным, тихим голосом, обомлел
