style="font-size:15px;"> – А поспешность твоя откуда? Иль боишься, что затопит меня? Тогда взгляни на мою бороду. Седина скажет тебе о моих летах. Много их миновало в этой земле, долгие были, нелегкие. А не затопило.
– Вот уж! – подал наконец голос Иваница, который впервые видел князя, стоявшего на таком ветру и ведшего беседу с простыми людьми, как с ровней. Такой князь не мог не нравиться. Иваница удивлялся черствости Дулеба. Уперся с этим убийством и не может увидеть, какой человек стоит перед ним!
– Оставьте своих коней да пойдемте-ка лучше к столу, ибо хорошая еда и питье создают хорошее настроение, а это как раз то, чего всегда не хватает людям, – сказал князь и дал знак своим отрокам, чтобы они помогли гостям, как это заведено здесь, быстро, неназойливо, но и с надлежащей настойчивостью.
– Беру тебя, лекарь, с твоим Иваницей в полон, – засмеялся князь, когда, переодетые в сухое, оба расположились за длинным столом напротив Юрия; и снова немало удивлен был Иваница, потому что не приходилось ему еще садиться за стол с князьями – дальше бояр и воевод не пробивался.
– Задобрить нас хочешь? – все еще не поддавался Дулеб.
– А зачем? Жалость меня берет, когда вижу суетность усилий. Ты бы снова утопал в холодных водах, а там, может, выбрался бы на сухое, и куда же дальше?
– Сказал: искать убийц, укрывшихся в твоей земле. А может, ты сам их спрятал?
– Ежели сам спрятал, лучше ведаю, где искать. Посиди возле меня, а я найду их и приведу к тебе.
– Убийц приведешь? – не поверил Дулеб.
– Ежели они здесь и ежели убийцы. Ты сам вскоре убедишься.
– А ежели выдадут тебя, твою вину?
– Почто забегать в такую даль? Прежде чем вепря зажаривать, убей.
Чашник наполнил всем посудины для питья, но не отступил назад, как заведено повсюду у князей, а встал за столом, обратился к Юрию:
– Дозволь, княже, слово молвить?
– Говори. – Князь отхлебнул пива, буднично заметив: – Сладковатое.
– Свежее, – сказал чашник так, будто не просил только что разрешения говорить нечто торжественное, а затем сразу же и начал: – Есть у меня притча про коня. Был себе князь, а у князя конь. Но не об этом коне идет речь. Потому что набежали половчане, или же еще какая сила надвинулась на землю, князь повел дружину, а тут под ним убили коня. Взял у воеводы – и того коня убили, потому как ведомо: кони беззащитнее людей, гибнут чаще.
– Что-то ты долгое начал, – бросил Юрий, отодвинув ковш. – Я вот попиваю пиво, а все другие ждут, пока ты закончишь речь…
– Речь моя скоро закончится, княже. Но будет у нее такой конец, который имеет продолжение, то есть и не заканчивается еще. Начало же известно: идет битва, а у князя и коня уже нет. И нигде нет коней. Погибли. Или же не вынесли похода, потому как очень жирные да холеные. Что же тогда? Метнулись отроки сюда-туда, глядь, а там ратай скребет свою нивку сохой, а в соху запряжен коник гнедой, хлипкий, словно бы и не конь, а лишь голова, да четыре ноги, да хвост. Делать нечего: оттолкнули ратая, чтобы не надоедал причитаниями о своей
