люди, которым требовалось уединиться, так что вариант проверенный. И знакомство у нас с ним не шапочное, так что я за тебя попросить имею полное право. Мне он не откажет.
Марина сделала многозначительную паузу, дав подруге возможность оценить весь букет удовольствий, открывавшийся перед ней.
– Теперь представь, – продолжала она, – какой рай я тебе описала! И как ты локти будешь кусать, когда через неделю, вылетая пулей из какого-нибудь Усть-Задрищенска, будешь вспоминать этот наш разговор и то, что ты меня не послушала.
– Идея, может, была бы и неплохая, – неуверенно произнесла Юля, – если бы не одно «но» … У меня просто в голове не укладывается, как можно вот так просто взять и явиться в дом к незнакомому мужчине? И потом в качестве кого? Великовозрастной дамы-искательницы острых ощущений? Мне их и так хватает за глаза.
Марина театрально закатила глаза:
– Ой, Юля, я тебя умоляю! Все не пойму, в какой вселенной ты живешь? Ты взрослая женщина, а ведешь себя как тургеневская героиня, честное слово! Перестань все так усложнять! И потом за кого ты меня принимаешь? Неужели ты думаешь, что я бы могла отправить тебя прямиком к какому-нибудь ловеласу? Это мой давний знакомый, я хорошо его знаю. Он серьезный человек и в сферу его интересов входит исключительно работа. Поверь мне, он мало интересуется женщинами. Это я тебе говорю, как специалист по данному вопросу. Так что вряд ли твой приезд в его дом наведет его на подобные мысли.
Глава 2
Можно ли ей доверять? – размышляла Юля тем же вечером. Она сидела в мягком кресле на балконе своей московской квартиры, укрывшись белым плюшевым покрывалом. Несмотря на то, что первые дни лета выдались на редкость теплыми, ей было зябко. Последние лучи солнца, растворяющегося где-то в макушках деревьев, скользили по ним, заливая сиреневым золотом мягкого летнего заката. Должно быть, эта картина навевала умиротворение на тех, кто ее созерцал, но только не на Юлю. Для нее все в этом мире теперь излучало тоску, и она не находила в себе сил этого изменить. Юля всегда любила жизнь и не представляла, что в одночасье может погрузиться в такую глубокую бездну. Ее оптимизм иссяк, хоть раньше и казалось, что запас его был бесконечным.
Перед ней стояло лицо Влада, красивое лицо матерого хищника и когда-то такое любимое лицо. Но только не теперь. Она знала, что любви больше нет, но не могла понять, почему ее обуяло такое сильное чувство опустошения? Это было просто невыносимо. Нет, ей надо было что-то предпринять, так продолжаться больше не могло. Понятно, что вряд ли ей удастся постичь истину, найти смысл жизни или, на худой конец, обзавестись новой профессией, приносящей людям пользу. Такой высокой цели она перед собой не ставила. Но ей как минимум нужно было заполнить пустую комнату своей души какими-нибудь предметами, пусть и не нужными, лишь бы там хоть что-то значилось. Да, пора высоких идеалов канула в лету. А сейчас, как говорят в России: «не до жиру, быть бы живу».
А, впрочем, к чему излишние вопросы? – думала она про себя. Наверное,
