этот крестоносец от креста Господня совершать тяжкое злодеяние?!
– А я не желаю участвовать в такой драме, – проводив тяжелым взглядом ускакавшего в стан короля начальника, признался Десимус Олексе. – Войти в город и резать людей, как баранов? Для меня такой пьесы не существует…
– Я не знаю еще как, но… в город, если он будет взят, не войду, – в свою очередь поведал свою тайну Олекса.
– А как же нам укрыться от глазастого Огюста де Пуссе?
– Когда начнется резня и грабеж, о нас забудут, Десимус! Кровь опъянит их…
– Ты прав, Олекса… Здесь нам поможет их озверелость и жадность… Надо все обдумать, – почесал в затылке латинянин.
Осада Баниаса продолжалась долго, жители отказывались открывать ворота города, отважно защищались, осыпая нападавших тучей стрел с прочных каменных стен. Одна из таких стрел угодила в левый бок Десимуса, как раз ниже металлических доспех. Олекса бросился вытаскивать стрелу, но она была с зазубринами. Ему помогали лекари-госпитальеры. Стрелу с трудом вытащили, но раненый потерял много крови.
– Только бы стрела не оказалась отравленной…
– Здесь много ядовитых змей, египтяне умеют пользоваться их ядом, – рассуждали лекари, качая головами и в бессилии разводя руками, – жаль, молодой воин!
Подбежали мусульмане из отряда ассасинов, подхватили на руки раненого, отнесли подальше от линии нападения и защиты.
– Сюда стрелы не долетят, – вдруг услышал Олекса знакомый голос. Он поднял глаза и не поверил им: перед ним стоял Ибрахим, верный слуга Абу-Муаза.
– Ибрахим?! Ты?!
– Я, я, Олекса! – Взгляд у араба серьезный, сосредоточенный. – Слава аллаху, не в тебя стрела попала…
– Но друг мой, Десимус, он мне, как родной брат…
– Жаль и друга твоего, но если бы, не дай бог, в тебя стрела… Абу-Муаз головы бы меня лишил, – сказал Ибрахим. – Да, да, не смотри на меня так, Олекса… Глубокоуважаемый кади Абу-Муаз добрейшей души человек… В Иерусалиме он все время следил… Нет, не следил, а имел в виду тебя и мне приказал вступить в отряд ассасинов, чтобы быть рядом с тобой, охранять тебя… Всякое может случиться! Он виноват, как и я, вот мы хоть как-то хотим сгладить свою вину перед тобой…
– Какую вину? – не понял Олекса.
– Ту, что ты не дома… там… на Руси…
– А-а! – махнул рукой Олекса. – Бог вас простит… ваш Аллах простит… А я давно простил…
На потемневшем от загара и ветра лице Ибрахима впервые появилось нечто вроде улыбки, и он ласково посмотрел на Олексу. Арабы переговорили о чем-то между собой, снова подняли стонущего от боли Десимуса и понесли… Куда, Олекса не мог определить.
– Мы не хотим убивать мирных жителей города, – сказал Ибрахим Олексе. – С ополченцами Салах ад-Дина сразимся, а вершить в Баниасе беспредел нам Аллах не позволит…
