решает». А я, так кубатурю, ты в полном форшмаке! На вот, держи перо, и подумай, куда его воткнуть. – сказал Знахарь, и бросил каленую заточку на кровать Фирсанова.
– Да пошел, ты! Я знаю, что ты замыслил. Ты же чуешь, что тебя уже через месяц в штрафбат за яйца возьмут. Ты же не «контрик» и не РТДешник, а блатной! А по указу грузина все блатные, после срока, идут в штрафбаты. Будешь сука, кровью искупать свою вину перед Родиной. А я тут отлежусь! А что касается красноперого, так он летун. Как прилетел, так и исчез! Его уже сегодня или завтра заберут в поселковую больничку. Там все кремлевские «лепилы» сроки тянут.
– Мое дело предупредить! – зло и с гонором сказал Знахарь.
Оставленная на кровати Ферзя заточка, мелькнула в свете лампочки белой молнией и с хрустом костей, впилась ему в шею. Знахарь замер. От мгновенной боли, пронзившей его, он вытянулся, словно телеграфный столб, и тут же, отдав богу свою душу, рухнул лицом на пол. Кровь из горла и рта растеклась большим бурым пятном по свежевыскобленному больничными «шнырями» полу.
– Только, сука, аппетит мне испортил, – сказал сам себе Саша Фирсанов, и как ни в чем не бывало, взяв в руки «весло» и с задумчивым видом продолжил наворачивать больничную пайку из вареной картошки с соленой олениной.
Валерка при виде этого оторопел. На его глазах сейчас произошло убийство. Он думал, Фирсанова сейчас схватят, потащат в карцер и к его сроку добавят еще лет десять. Но он ошибался.
«Кум» – старлей из госбезопасности, появился ближе к отбою, после того, как вынесли вперед прохарями Знахаря. Старший лейтенант НКВД, зайдя в палату и, сняв шапку, присел на кровать Фирсанова. Ничего не говоря, он, молча и размеренно достал из планшета протокол, чернильную ручку, и спокойным тоном, даже улыбаясь, спросил:
– Ты че, Фирсанов, совсем тут на больничке охренел! За что ты, жигана завалил!? – сказал он, сходу напирая на урку, желая получить от него признательные показания.
Ферзь открыл тумбочку и, достав папиросу, закурил, предчувствуя долгий и задушевный разговор с опером.
– Я, начальник, лежу, сплю! Вдруг одним глазом вижу, как с заточкой заходит Знахарь и хочет убить этого летчика. Он только поднял руку, а я как— то случайно ударил по ней, и он сам себя заколол, – сказал тот спокойно, слегка хихикая.
– А ты знаешь, что наш хозяин этого летуна приравнял к легавым? Значит так и запишем! В момент покушения Ивана Знахарского на раненого представителя администрации колонии, Александр Фирсанов, применив силу, предотвратил преступление, – сказал он, расплываясь в ехидной улыбке. – Получишь от хозяина приварок к своему пайку!
– Э, э, э начальник! Так не пойдет! Ты что, хочешь меня самого сукой сделать? Ты лучше, так напиши – Знахарь проиграл мне в карты. Чтобы долг не отдавать, решил меня убить. А то, если воры узнают, что я помешал жигану завалить легавого,
