рассудив, что так будет лучше. По крайней мере, как следует из моего замысла, логично начать эту часть интереснейшими событиями в стане наших противников, равно как и закончить ими же, тем более что ниже следует еще более интересная история о происшествии с Адамом. Такое, на мой взгляд, расширение горизонтов повествования позволит потомкам полнее увидеть все реалии нашего мира, сложного переплетения событий, которые следовали параллельно друг другу во времени. Я не считаю промежуток в два-три года, даже в пять-семь, на фоне действий элтов и элосов, их противников, такой уже большой разностью во времени. Именно этот факт позволяет мне, возможно, некоторым образом нарушать последовательность, но зато получить выигрыш в полноте отображения происходящего.
Я хотел бы уйти в повествовании от однозначности и предсказуемости, от навешивания ярлыков злодеев и предателей, отступников и «редких гадов», равно как и лиц, изначально и полной мерой преданных нашему делу, по причине того, что на самом деле в сложившихся условиях это было невозможно. Рассказ об Эвии, который я привел, наглядно свидетельствует о том, что можно сделать с любым элтом, пусть даже занимающим первые позиции при Адаме и в проекте. Был первым, не смог и не сумел выдержать прессинга работы против себя и его последствий, как результат, скатился вниз и вынужден долгие годы восстанавливаться, возвращая былую форму. Оценка «хорошо» или «плохо» весьма условна, как и справедливость. На самом деле у каждого она своя. И если лучшие элты делали все для того, чтобы не разложиться и не стать расходным материалом, воспитать элосов, то для магов, как наших противников, справедливость была в том, чтобы мы такими стали и принесли себя и элосов «на блюдечке» им для употребления.
Однако, как я уже говорил, Исискрат как «главный злодей», тогда, а мне исполнилось на момент рассказа 133 года, всерьез пересмотрел свое отношение к собственной деятельности, к элтам и к элосам. Да, я не испытывал к моему мучителю теплых чувств. Наверное, попадись бы Исискрат мне в руки, я быстро лишил бы его жизни, сорвавшись или проявив в отношении него не лучшие свои качества и чувства. В этом смысле я был слаб и уязвим, если испытывал что-то подобное ненависти или обиды от вида лица, которое едва не укоротило мне жизнь, сделав, по сути, едва ли не мокрицей во время нахождения в плену.
Ведь на самом деле, в чем смысл силы и относительной устойчивости? В том, что ты, когда перед тобой вдруг появляется твой гонитель и уничтожитель, не испытываешь к нему темных чувств, раздражения, обиды, тем более ненависти и желания с ним сразу же посчитаться. Если в тебе играют подобные чувства и проявления, то ты на самом деле не только опустился, но и сдал позиции настолько, что скоро потеряешь себя.
Должны пройти десятилетия, необходимо многое осмыслить и со многим разобраться, чтобы, в конечном итоге, прийти к относительно правильному восприятию врагов. А в чем оно, потомки? Лишь в том, что тот, кого ты считал врагом, должен, как я это вижу и понимаю, им перестать быть. Ты не должен
