исчезли.
Омбудсмен выполз из угла, схватил ведро. Ничего волшебного в нём не оставалось, – обычное помойное ведро.
Во дворе грохотал и вспыхивал салют, играла музыка, звучали голоса. За стеной кричали «Ура!» Кай и Гретель.
Омбудсмен уселся на перевёрнутое ведро.
– Не надо отчаиваться, – сказал он. – Это не последний Новый Год. Все неприятности в жизни временные. Сегодня их нет, а завтра – будут.
Омбудсмен поднял с пола грязный кусок пряника и начал мрачно жевать.
Тряпочная сказка
Ника Батхен
Ника Батхен
28 сентября 1974 г.
Платье было великолепно. Белоснежное, новенькое, «с иголочки», с пышной юбкой, украшенной брабантскими кружевами, с тугим лифом, расшитым золотом, с ажурными рукавами. Ничего прекраснее просто нельзя было вообразить. Немножко чванясь, платье думало про себя, что и принцесса, пожалуй, не постеснялась бы пойти к алтарю в таком наряде. Оно висело в огромном, пахнущем нафталином шкафу, между траурным роброном черного атласа и лиловой кокетливой амазонкой. Позади были примерки, возня портних, иголочки и булавочки, счастливый смех милой невесты и восторги её подруг. Сегодня утром, только лишь рассветёт, платье достанут из шкафа и впервые наденут по-настоящему. Они поедут венчаться в собор Сен-Жерве, через весь Париж. Будет музыка, и цветы, и горсти белого риса – только бы не испачкаться! А потом – бал, чудный бал…
– Зря мечтаешь! – фыркнул черный роброн и насмешливо колыхнул юбкой. – Свадебные наряды как бабочки – утром надел, вечером снял. И больше они никому не нужны. Тебя отнесут на чердак, дорогуша, на пыльный гадкий чердак. И голодные крысы вмиг объедят всю твою красоту, и кружева, и золото. Останется только тряпка, да, тряпка! Так и знай!
– Фи, как некуртуазно! – брезгливо дернула плечиком амазонка. – И не стыдно пугать новенькое! Его ещё могут перекрасить в милый цвет, хотя бы бедра испуганной нимфы или пепла увядшей розы. Или пустить на подушки в гостиной – белые пуфики это так стильно!
– Может, оно и к лучшему, – пробурчал из глубины ветхий синий капот. – Чем дряхлеть потихоньку на вешалке, пугаться детей и моли, дрожать из-за каждого пятнышка – раз, и съели.
– Как вам не стыдно! – вмешалось, наконец, величавое бальное платье, отделанное жемчугами. – Что за низкие вкусы, что за вульгарные манеры – можно подумать, мы живем не у светской дамы самого высокого происхождения, а в дешёвом гардеробе певички из Фоли-Бержер! Прекратите немедленно!
Свадебное платье так и обвисло. Вся радость испарилась, красота померкла, даже вышивка золотом потускнела. Представились крысы – оно видело их у портнихи – мерзкие крысы с усатыми мордочками и скверными, голыми хвостами, шлёпающими по половицам. Вот они, цепляясь проворными лапками, поднимаются по подолу, въедаются в кружева, перегрызают нити… Платье ахнуло и промолчало до самого рассвета, не слушая увещеваний.
Едва солнце наполнило комнату, двери шкафа с грохотом
