а исцеление души можно проводить в планетарных масштабах, – сказал Ашатаев. – По сути, буддизм сегодня возвращает здоровье душе всего человечества.
– Как даос, я придерживаюсь индивидуального подхода, – проворчал я, заранее ревнуя Абармида к его общественной деятельности. – Надеюсь, твой буддизм не помешает лечению моего тела? И не надо агитировать меня заниматься оздоровлением души – мне сейчас не до того!
– А без оздоровления души ни о каком исцелении тела не может быть и речи, – мягко возразил Ашатаев. – Но об этом мы побеседуем позже, хорошо?
– Ладно, уговорил, – кивнул я, чувствуя, что начинаю клевать носом и терять нить беседы. – Если я сейчас усну, разбуди, когда приедем…
И меня вырубило еще до того, как я окончил фразу.
Глава третья
Проснулся я от сильнейшего толчка: сначала машину подбросило в воздух, как на ухабах, а потом она остановилась, причем настолько резко, что меня чуть не вынесло через лобовое стекло. Я испуганно взглянул на Абармида – уж не уснул ли он, часом, за рулем? – но тот как ни в чем не бывало выключил зажигание и сказал, что мы на месте.
Мы вылезли из авто на какой-то узкой, темной улице, сплошь заваленной грудами мусора – его было хорошо заметно и без освещения. Абармид повел меня к одному из домов, которые тесно лепились друг к другу. Здание было белым, поэтому казалось, что его стены сами излучают свет во мраке.
Нырнув в арочный проход, мы обошли дом кругом и остановились перед массивной дверью. Ашатаев вытащил из кармана ключ и фонарик, посветил в замочную скважину и бесшумно отворил дверь.
– Друг дал ключи от нежилых помещений, чтобы мы могли действовать независимо и не разбудили хозяев, – объяснил гид, пропуская меня вперед. – Будем с тобой ночевать на складе.
– Где угодно, лишь бы поскорее вытянуть ноги, – сказал я, невероятно измотанный путешествием – оно ведь длилось целые сутки.
В скудном голубоватом свете мы взобрались по крутой лестнице на третий этаж и попали в узкий и длинный коридор с рядом дверей, ведущих в полуоткрытые комнаты. Это напоминало советскую коммунальную квартиру.
Абармид подтвердил, что когда-то здесь жила целая семья, но сейчас тыльную часть дома используют для хранения товара. Он открыл первую от входа дверь и, осветив фонариком комнату, широким жестом пригласил меня внутрь. «Наш гостиничный номер!» – объявил Ашатаев.
В нос ударил запах вековой пыли. В луче света было видно, как тысячи потревоженных пылинок взмывают вверх и начинают кружиться в воздухе.
– Сейчас попробую найти выключатель, – сказал Абармид, – должно же здесь быть электричество.
Пока Ашатаев бродил лучом по стенам нашего номера, я смутно разглядел его убранство – оно состояло из мешков на полу и шкафов, забитых пакетами. В дальнем углу стояла двуспальная кровать с помпезной спинкой. Сквозь тюки я пробрался в глубь комнаты
