ты знаешь, что она появилась буквально ниоткуда? Что она была самой многообещающей студенткой в своей драматической студии и что на следующей неделе она получит главную роль во «Все видели солнце»?
– Нет, Джон.
– У меня только что появилась замечательная идея. Я ждал, когда она придет. Я стоял здесь, слушал диско, доносящееся снизу, и обрывки записей Джорджа Шеринга, доносящиеся отсюда, и подумал: там, внизу – грубая, животная жизнь, дети, беснующиеся под этот бит, а на этом этаже – интеллектуальная жизнь, доктора и адвокаты, люди среднего достатка, наверху царят изящество, талант, красота – душа! Понимаешь? Это как эволюция. Она – самое неземное существо, какое ты когда-либо видел. И ей всего лишь восемнадцать!
Никогда в жизни Рики не слышал, чтобы Джон Джеффри выражал свои чувства в такой странной, причудливой манере. С беспокойством он подумал, что у друга, наверное, повышенное давление. Они оба услышали, как закрылась дверь наверху, на следующей площадке, и затем – густой голос Эдварда, говорящего что-то с озорной шутливой интонацией.
– А Стелла мне говорила, ей девятнадцать, – сказал Рики.
– Ш-ш-ш…
Красивая невысокая девушка спускалась к ним по лестнице. Простое зеленое платье, облако волос. Через секунду Рики заметил, что цвет платья был подобран к цвету ее глаз. Двигаясь с почти ритмической точностью, она одарила их едва уловимой – и все же восхитительной – улыбкой и прошла мимо, на ходу легонько похлопав кончиками пальцев по груди доктора Джеффри. Рики глядел ей вслед, взволнованный и удивленный. Он не встречал никого подобного с тех пор, как видел Луизу Брукс в «Ящике Пандоры».
Затем он взглянул на Эдварда Вандерлея и сразу понял, что Джон Джеффри был прав. Он весь сиял. Было очевидно, что девушка вскружила ему голову, и также очевидно, что ему с трудом удастся дождаться, пока она перездоровается с его друзьями. Все трое направились в гостиную.
– Рики, ты отлично выглядишь, – сказал Эдвард, кладя руку ему на плечи. Эдвард был на полфута выше, и, когда он начал подталкивать его в гостиную, Рики ощутил запах его дорогого одеколона. – Просто здорово. Но когда же ты прекратишь носить эти бабочки? Эра Артура Шлезингера канула в прошлое.
– Эта эра началась сразу после моей, – ответил Рики.
– Да нет, слушай, мужчина ведь не старше, чем он себя чувствует. Я и галстуки перестал носить. А через десять лет восемьдесят процентов американцев будут надевать галстуки только на свадьбы и похороны. А Барнс и Винути будут одеваться вот так на работу в банк, – он оглядел комнату. – Черт, куда она ушла? – Рики, в котором новые бабочки будили желание надевать их чуть ли не в постель, взглянул на ничем не обремененную шею Эдварда, обшаривавшего глазами гостиную, заметил, что морщин на ней больше, чем на шее у Джона Джеффри, и решил все же не изменять своим привычкам. – Я общался с этой девушкой три недели, и, поверь мне, она самое необыкновенное существо на свете. И если мы успеем закончить материал, то это будет моя самая выдающаяся книга.
