как функцию – а сейчас увидела зеленые глаза.
– Я в дедушке все равно уверена, – сказала Катька недрогнувшим голосом. – Он не мог так просто переписать на меня имущество. Только скажите, Анатолий Эдуардович, – она с трудом вспомнила имя нотариуса, – насколько давно были внесены эти изменения?
– О, ваш дедушка был человеком современным и понимал, как быстро все меняется в этом мире. Поэтому мы пересматривали завещание и вносили правки каждые два месяца. Последний раз был за неделю до его кончины.
Катька чуть кофе не поперхнулась.
– То есть квест… свеженький? – пробормотала она. – Мне хана.
Валентин Петрович улыбнулся.
– Ничего такого, с чем вы не могли бы справиться, Катерина Филипповна.
Катька резко повернулась к нему, чуть кофе на платье не расплескала. Жаль было бы синие цветы.
– Вы же небось в курсе, что он там учудил.
– Да, но он взял с меня слово, что я не буду вмешиваться до оглашения. А потом приму любое ваше решение, каким бы оно ни было.
– И поможете мне повеситься, если я решу?
– Мыло для слабаков в шкафчике на кухне, веревка для слабаков в кладовке, – сказала Мария Михайловна, ни на кого не глядя.
– Я вас всех очень люблю, – от души сказала Катька. – Вы даже не представляете насколько! Заговорщики. Анатолий Эдуардович, прошу вас, читайте.
– Это вы должны читать. – Он протянул Катьке плотный конверт, на котором рукой деда было начертано «Катерине». – Ваш дедушка настаивал. Если хотите, мы выйдем, чтобы вам не мешать. Или можете отойти к окну.
Из окна лился свет, в нем вспыхивали и гасли пылинки. Катька некоторое время смотрела на конверт, а потом надорвала уголок. Так странно: дедушка лежит в земле, над ним поют деревья, и неподалеку ест червя ленивый крот. А здесь – написанное дедом письмо, словно он сейчас, живой, будет с Катькой говорить. Подарок, которого она не ждала. И что бы он там ни сочинил, этот невозможный, взбалмошный, сумасшедший старик, нынешний момент своей жизни она запомнит навсегда.
В конверте обнаружилось несколько сложенных вдвое листов бумаги, исписанных крупным дедовым почерком. Глубоко вздохнув, Катька развернула их.
«Здравствуй, Кисточка».
Она улыбнулась плотно сжатыми губами. Здравствуй, дед.
«Не люблю банальности, но если ты читаешь эту версию письма, то, значит, костлявая с косой до меня все-таки добралась. Что ж, каждому свой срок. Я прожил долгую жизнь (сегодня я могу утверждать это со всей определенностью!) и чрезвычайно ею доволен. Единственное, о чем буду сожалеть в последние секунды, если они мне достанутся, – что мы с тобой не провели вместе еще больше времени, не съели все пирожки Марии Михайловны и не объездили весь мир.
Ты уже совсем взрослая, Кисточка. Это хорошо и плохо одновременно.
