бесконечностьсожженных, расстрелянных лет
ты неистребима —
бессмертья простая основа!
В тяжелом альбоме
темнеет овальный портрет,
где в вырезе губ
сохранилось
последнее Слово.
Фотография вторая. Бабушка
1900-е годы
Памяти Анны Д-ской
Непроницаемо лицо.
Чуть слышен шелест речи польской.
В глазах – дорога мертвецов
От Кракова и до Тобольска.
Бескровно губы сведены:
– Иисус Мария! Бог рассудит!
Но будут дети спасены.
И будут выведены в люди!
Она проводит их сама
В ту жизнь, где молча ждут известий:
– Побег. – Тюрьма.
– Побег. – Тюрьма.
И, может быть, расстрел на месте.
…Пока они все с ней. В живых.
Но век двадцатый начат рано.
На страшный век детей своих
Благослови, святая Анна!
Фотография третья. Отец
1920-е годы
Посвящается чекистам первого призыва
«А сзади, в зареве легенд,
Дурак, герой, интеллигент
Горел во славу темной силы».
Б. Пастернак. «Высокая болезнь»
Деревянные подмостки.
Гимнастерки, сапоги.
Лица в ряд – бледнее воска:
всюду – тайные враги!
Взрывы, кражи и пожары!
Хлеб и пули – пополам!
…Комиссары, комиссары
по хохлацким хуторам,
по местечкам, селам, станам —
с Правдой, бьющейся в груди!
И с охраной при наганах —
слева, справа, позади!
И во времени том грозном,
под счастливою звездой
он стоит: такой серьезный,
всемогущий, молодой!
Жизнь не делится на части
И не ведает кривизн:
торжество Советской власти
означает коммунизм!
И пока еще не скоро —
через горы страшных лет
укрепленные заборы
скроют «зарево легенд».
Скроют тех, кто пел не с нами
Или просто так не пел,
тех, кто нес чужое знамя,
а уйти не захотел…
…Засверкает век парадов,
теплой крови чистоган!
Ни прощенья, ни пощады
нашим классовым врагам!
И спецы, и командармы
догниют в земле сырой.
Но построен будет самый
справедливый в мире строй!
…В дачный сумрак Подмосковья,
в летний яблоневый дым
черный ворон плюнет кровью:
и на этот раз – за ним.
На крыльце, сухом от зноя,
встанут трое:
– Поживей!
Он обнимется с женою.
Поцелует сыновей.
– Руки за спину!
– Ах, сволочи!
Мы же
