нет в России?.. И где те несчастные школы, которые, не будучи под бдительным наблюдением дворянства… уже обнаружили попытки к нравственному растлению народа?.. И к чему столь гласно заявлять о своем сомнении в преданности других сословий?.. Подобные воззвания делались только или по случаю угрожавшей опасности государству, или в весьма важных делах. Я припоминаю три подобные воззвания… Но неужели народные школы, которых почти не существует, уже представляют такую опасность, как нашествие 1812 года или заговоры, открытые в 1825 году?.. Рескрипт, данный Толстому, я не могу себе объяснить иначе, как желанием шефа жандармов и вместе шефа ретроградной партии графа Петра Андреевича Шувалова заставить Государя, уничтожившего крепостное право, учредившего новые улучшенные суды, давшего некоторую свободу печати и вообще поднявшего дух народа от тяготевшего над ним душевного и телесного рабства, сделать новый шаг на пути к реакции».
Постоянное с 1875 г. ухудшение здоровья жены Эмилии Николаевны и сестры Александры, двух самых близких ему людей, заставляет Андрея Ивановича надолго, иногда на 10 месяцев, откладывать перо. В конце декабря 1877 г. смерть настигает сестру, а в начале января 1878 г. – жену Дельвига. После рассказа об этих горестных потерях он доводит повествование до возвращения семьи из-за границы в 1876 г., на этом заканчивает свои воспоминания и лишь вносит отдельные исправления и дополнения в уже написанное. Например, в конце VII главы есть замечание: «…я не могу не гордиться проектированием и приведением в исполнение столь благодетельного для Москвы сооружения, дешевизна устройства которого несомненна, а прочность доказана существованием его до сего времени (1881 г.) без исправлений».
Вызывает удивление и восхищение, что эти мемуары писались по памяти, так как сам автор, по его свидетельству, «никогда не вел никаких записок». Несмотря на это, поражает обилие деталей, мыслей и наблюдений, которыми автор щедро делится с читателем, его беззаветная преданность делу, службе, его глубокое чувство к жене и родным. Можно с уверенностью сказать, что Андрей Иванович был уникальной по своей целостности личностью, так что его слуга (отставной рядовой Григорий) «гордился нахождением в услужении y господина, которого честность нельзя было подкупить не только деньгами, но и выгодами по службе».
Хочется отметить своеобразный, кажущийся несколько сухим, стиль автора. Тем ярче несомненные литературные перлы, как, например: «Этот Мещерский воспитывался за границею, говорил дурно по-русски с весьма заметным акцентом, что не помешало ему умереть геройской смертью в Турецкую войну 1877 года».
Несколько слов о том, что представляет собой рукопись книги Андрея Ивановича Дельвига. Это 6 одинаково оформленных, равной величины тетрадей (5 тетрадей текста и 1 тетрадь общего оглавления), хорошо прошитых. Бумага высокого качества, довольно плотная. На всех тетрадях совершенно одинаковые по цвету (насыщенно-синие) и качеству
