и воды умыться!
Визирь бесшумно удалился, а хан крадучись подошел к окну и выглянул во двор. Азар Тригат легко спрыгнул с кареты и поднял голову, глазами отыскивая окна опочивальни хана. Изумрудно-зеленые глаза Тригата, всегда завораживающе действовали на Пурума, хотя, кроме абсолютного равнодушия, он там, больше ничего не видел. Хан невольно отшатнулся от окна, но тут же опомнился. Притворно улыбнулся и помахал единственно здоровой, левой рукой.
Азар Тригат, в свою очередь, прижав ладонь к груди, сделал полупоклон, после чего, решительно и быстро взбежал по ступенькам крыльца замка. Черная, с серебряными нитями накидка, развевалась у него за спиной, как крылья ворона. Золотистого цвета волосы на голове, украшала красная диадема. Все эти детали вкупе, создавали поистине демонический образ. За жрецом, торопясь семенила, низкорослая, кривоногая стража. Лишь, своим соплеменникам, хан доверял свою охрану.
А когда, полуденное солнце, умерило свой пыл и с востока, небо окуталось свинцовыми тучами, в большом зале дворца, обвешанного голубого цвета гобеленами, состоялась доверительная беседа, двух совершенно разных по психотипу людей, объединённых одним почти желанием. – Править! Один, миром людей, другой, миром духов.
Нам многое не нравится и любим мы, не всех.
Утратам огорчаемся, злясь на чужой успех.
Увидеть все пытаемся, лишь изнутри себя.
И часто ошибаемся в устоях бытия.
Чужих, пороки видимы, свои ж, таим в себе.
Хотим казаться лучше, но лишь вредим судьбе.
Мы, словно бы, раздвоены, души покоя нет.
Не всем придет прозрение, как жить на склоне лет.
Как мыслить по-другому и зло в себе глушить.
Коснувшись неизбежного, суметь все изменить.
Желанье отличаться, так свойственно людям.
Нельзя уподобляться животным и зверям.
Душа же, мыслит разумом и ищет двойника.
И чувство одиночества преследует тебя.
Гармония с природой, лишь идеал добра.
Задуманного вечностью, нам не узнать пока.
Помимо добродетели, людской мир полон зла.
И миру бесконечности, уже грозит беда.
Я, объехал всю северную границу, – тихо вещал Тригат, полу лежа отдыхая на пестром пушистом ковре, обложившись по бокам, маленькими пуховыми подушками. – Я поставил предел для всех врагов Дирсунии. Духи земли и неба помогали мне в этом. Все двенадцать духов, которые служат мне, заверили, что враг более не вступит на наши земли.
Хан Пурум, слушая Тригата, мерно раскачивался в кресле. Вдруг, замер. Слова жреца, ни малейшим образом не успокаивали, он чувствовал, что зреет нечто большее, чем захват страны неприятелем и не ошибся. Последующее, о чем поведал Тригат, ввели хана в оцепенение.
– Я
