недвижную магическую точку… смотреть в одну магическую точку… увидев то невидимое прочим… увидев то невидимое прочим… то нечто, что видеть может лишь застывшая вне всякой тленной жизни горняя душа… безумная душа… смогла увидеть Нечто… в то время, как товарищи его по школе танцев бежали на «половину» девочек, и хвастались затем друг перед другом о ложных или истинных победах, наш нежный юноша вынашивал чистейший образ благой и Неземной Любви… Благой и Неземной Любви… наш юноша вынашивал сей светлый образ Розы… он в тайне любил, и воздыхал, и с тем вынашивал… он в тайне так вынашивал… и будучи уединённым, и одиноким… он с тем вынашивал Любовь и Одиночество… он с тем вынашивал Любовь и Одиночество… он так вынашивал… Любовь и Одиночество… Он Так вынашивал Любовь… затем уже, став много старше, Шут Одиночества, сквозь судорогу – вопль безумных кукольных его движений в танце, вещающих о собственном его разладе с бренной жизнью, явил и горестную душу в разрыве с жизнью… вопила горестно душа – сознательно безумная душа в её единстве с простейшим телом – механизмом… безумная душа хлебнувшая и страха, и горя… страдалица – душа… она вопила о Лучшей Жизни… о Лучшей горней Жизни… она вопила… о жизни не земной… она вопила о Небесной жизни… она об этом и вопила… «Я всегда рад когда я могу уйти от больших и старших… когда я могу от них уйти… когда могу уйти от них к детям…», – он так говорил… но он так редко их видел… редко видел детей, слишком цепко его держала та другая, ненавистная ему жизнь, и пришедшая вместе с этой ненавистной ему жизнью его нежданная слава… эта ненавистная ему всемирная слава… эта его никчёмная бессмысленная слава… Это его слава… и он так редко их видел… Он так редко видел искренних и милых его сердцу радостных детей… он так их редко видел… хотя и был одним из них… он Был Один из них… он был Дитя «от сердца, и души»… он был в душе благое милое Дитя… он был Дитя как «Шут Огня» от Бога… Живого милого Огня… Он был Дитя Огня… Он был Дитя – Огня от Бога.
После всего того что было им сказано, Иван Нежин внезапно замолкает… долго и внимательно, и более чем странно, всматривается в некую избранную им точку в замкнутом пространстве купе поезда… при этом ему, и его попутчику, слышатся детские будто ангельские голоса… затем они слышат музыку… и под это преследующее их теперь мало внятное голосовое сопровождение Иван Нежин продолжает свой рассказ… при этом, по ходу его рассказа, ведениями попутчиков, купе способно превратиться в некое подобье театральной сцены… в некое такое призрачное подобие некоего такого театрального действа…
– (то Фокусник, прислужник Дьявола, смеётся над Петрушкой, кто тужится вновь обратиться в Призрак Розы… при том Петрушка прыгает уже не в прекрасный образ «Призрака Розы»… но – в гиблое пустое дьявольское место… но в гиблое пустое дьявольское место… Так прыгает Петрушка, над ним смеётся Фокусник… далее следует сцена физического соблазнения юного Петрушки коварным мастером соблазна, –
