все же гордость оказалась дороже.
Ветер хлестал по щекам, остужая горящую от быстрой езды кожу. Уже третий день над нашими головами висели тяжелые тучи, но дождь пока обходил стороной главную дорогу.
Угрюмость природы вполне соответствовала моему настроению. Я как будто снова обрела свободу – никто не следил за мной, не оценивал мое поведение и знание тонкостей этикета. Вспоминая жизнь во дворце, я вообще с трудом понимала, как смогла два месяца прожить там, пытаясь влиться в «цвет эберианского общества».
Шуины, как обычно, следовали за мной. За время в пути они успели изучить мои привычки и почти не задавали вопросов.
Много внимания мы не привлекали. Хозяева харчевен относились ко мне со сдержанным почтением, угадывая в запыхавшейся наезднице знатную особу.
У меня было достаточно денег, чтобы вдоволь есть и спать в лучших комнатах, которые только могли нам предложить придорожные гостиницы. Каждое утро мы с шуинами изучали карту, обозначая, какое расстояние должны проехать за световой день. Однажды мы миновали последний обжитой двор еще часа в четыре пополудни, и старший шуин, которого я называла про себя капитаном, доложил, что ближайшее селение лежит отсюда в добрых девяти часах езды, так что засветло мы добраться туда точно не успеем.
– А сколько времени нам ехать вот до этого озера? – указывая на карту, спросила я.
– Часов пять быстрой рысью, – уверенно ответил гвардеец.
– Там и заночуем, – решила я, без промедления запрыгивая в седло.
Кажется, после ночи, проведенной под открытым небом на берегу озера, шуины прониклись ко мне настоящим уважением. Хотя они и так всегда относились ко мне, как подобает верным слугам к госпоже, за время путешествия мы заметно сблизились.
Шуина-капитана, сорокалетнего мужчину с длинными черными усами и волосами, тронутыми сединой, звали Лунарт. Он всю жизнь прослужил в императорских войсках и был отобран в личную гвардию императора пятнадцать лет назад. Жизнь таких людей, как он, была посвящена службе и охране знатных особ. Мне было бы даже неловко, возникни у меня желание спросить у Лунарта, остались ли у него где-то родственники, и когда он их навещал.
Второго шуина звали Аяк, что выдавало его северное и простонародное происхождение. Ему можно было дать около тридцати, и он был выше, стройнее и бледнее своего старшины. Нельзя сказать, что в его внешности было что-то приметное, разве что широкие скулы и ястребиные глаза, всегда замечающие каждую мелочь. Единственное, чем он привлекал мое внимание, была неизменная аккуратность и чистоплотность. Верно неся свою службу, он, тем не менее, всегда находил время почистить одежду, побриться или отполировать свой клинок. Даже конь его, кажется, всегда сиял от чистоты, хотя я сомневалась, что шуин по ночам бегал в конюшню начищать его круп. В то же время этот гвардеец был по натуре молчалив и замкнут, поэтому общалась я в основном с Лунартом.
